Триэн - Исключение из правил

Глаза… в них не было огня. Кира явственно увидела в них усталость, хотя на вид этому молодому человеку нельзя было дать больше двадцати пяти лет.

«Наверное, ему уже однозначно больше двадцати трех, – решила она, закрывая книгу с закладкой, – институт точно закончил. Может быть, работает где-то. Только в глазах непонятное выражение застыло. Они какие-то безжизненные, что ли».

Отложив книгу, Кира встала и, взяв с полочки папку для рисования, задумчиво перебрала свои карандаши.

Снова забралась с ногами в кресло. Закрыла на несколько мгновений глаза, вызывая из памяти образ…

За окном стоял погожий июньский день, весело щебетали птицы и терпкий запах акаций доносился до ее комнаты, дурманя, кружа голову…

Кира схватила карандаш и принялась рисовать. На бумажном листе формата А4 четко проступило волевое лицо с решительным взглядом. Короткая прядь темной волной падала на высокий лоб. Резко очерченные губы изогнулись в полуулыбке. Лицо с бумаги смотрело вполоборота, из-за ворота полурасстегнутой рубашки выглядывало несколько звеньев массивной цепи. Между бровей залегла складочка, благодаря которой выражение лица оставалось сосредоточенным, хмурым…

За дверью послышались шаги – наверное, это мать поднималась к ней. Вообще-то Кира очень любила родителей, а от матери и вовсе не имела секретов, рассказывая обо всем на свете. Но сейчас, заслышав шаги за дверью, она воровато оглянулась и, быстро засунув уже законченный портрет в папку, закрыла ее и схватила книгу.

Инна вошла в комнату, предварительно постучав в дверь, так что Кира даже успела раскрыть книгу на странице с закладкой.

– Можно, дочь?

– Конечно, ма! – улыбнулась она, снова закрывая книгу. – Ты что-то хотела?

– Только узнать, все ли у тебя в порядке.

– Все в порядке, мам. А что может быть не так?

– Например, ты ничего не рассказывала мне про то, как вы там отдохнули на этой своей вечеринке… Тебе не понравилось?

– Ма, да там ничего интересного и не было. Скукотища! Все как обычно: мальчишки напились и стали ко всем приставать.

– Тебя обидели? – осторожно спросила мать.

Кира от неожиданности замолчала, растерянно глядя на нее.

– Почему ты спрашиваешь? – наконец выдавила она.

– Как почему? Ты в последнее время молчаливая такая…

Кира взяла себя в руки и даже улыбнулась.

– Ты что, мам? Ну кто меня посмеет обидеть? Я же Обнорская! Да и Лешка за нас с Анфиской любого порвет!

– Кира!

– Что? – она улыбалась по-настоящему. – Он сам так говорит.

Инна покачала головой.

– Кошмар, а не молодежь!

Они помолчали.

– А что ты сейчас читаешь? – поинтересовалась она, кивая на закрытую книгу на коленях дочери.

– Джек Лондон, «Белый Клык». Оригинал.

– Я знаю, дочь. Ты предпочитаешь оригиналы. Не надоело перечитывать?

– Нет. Каждый раз нахожу для себя что-то новое.

– А что рисуешь, покажешь из последнего? – Инна потянулась было к папке, но Кира поспешно притянула рисунки к себе. – Это секрет?

– Ну… – Кира быстро соображала, силясь придумать что-нибудь более или менее правдоподобное. – Я рисую… Да. Это что-то вроде цикла. Сборник. И… это сюрприз! – лукаво улыбнулась она. – Так что извини, не обижайся, я потом как-нибудь покажу. Когда закончу.

– Хорошо, – понимающе кивнула мать. – Ты же знаешь, как я люблю смотреть твои работы.

– Да, конечно, – согласилась девушка, убирая папку за спину. Инна еще раз понимающе улыбнулась и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

3.

Пробежало лето, наступила осень. В универе снова начались занятия, которые Кира исправно посещала – и лекционные, и семинарные. И при этом оставалась слишком спокойной.

С того вечера, как ее защитил незнакомый парень, прошло уже почти три месяца. А она все вспоминала и вспоминала его. Папка с рисунками пухла, и в основном это были портреты. Вернее, один портрет – с разных ракурсов, с разными взглядами, с разной степенью задумчивости. И все равно – один и тот же…

Кире было досадно, что она так и не узнала имени незнакомца, и обидно: ну неужели она и в самом деле такая непривлекательная?

– Что-то наша Обнорская ходит как в воду опущенная, – как-то вполголоса заметила Анфиса Лехе.

Они сидели на «камчатке» – не записали конспекта и не хотели светиться перед преподавателем.

Леха хмыкнул, подперев челюсть кулаком.

– Ты тоже заметила? – кивнул он, не сводя напряженного взгляда со спины подруги, сидевшей за первой партой – на излюбленном месте «заучки». – Она вообще очень странная в последнее время, ты не находишь?

– Смотря что называть «странностью», – возразила Анфиса. – Что именно ты под этим подразумеваешь?

– Что она читает свои «оригиналы» больше, чем общается с нами.

– Ну, она всегда любила книги больше нас. Особенно в оригинале, – пожала плечами девушка. – И что в этом странного?

– Она читает, Филатова. О чем это говорит?

– О чем?

– О том, что с нами ей неинтересно.

– Не нуди, Киреев, – отмахнулась Анфиса, – а то я сейчас тоже решу, что мне с тобой неинтересно.

– Как знаешь, – одногруппник раздраженно отсел на другой конец парты. – Я только хотел сказать, что массовое поглощение книг одним человеком не есть хорошо. Это пагубно влияет на социологическую адаптивность личности в собственной жизни.

– Киреев, ну ты загнул! – Анфиса затряслась от беззвучного смеха, в то время как парень с довольным видом полулег на парту, теперь уперевшись рукой в затылок.

– Молодые люди, мы вам не мешаем? – лектор с кафедры все-таки исчерпал лимит терпения и теперь с некоторой неприязнью взирал на двух шепчущихся в конце аудитории студентов.

Все заинтересованно развернулись к ним. И даже Кира с любопытством и смешинкой в глазах молча спрашивала: «Ну что, дошептались?».

– Да-да, я к вам обращаюсь, – кивнул головой профессор. – Может быть, вы расскажете нам об истории возникновения Античного права?

И Анфиса, и Леха разом поднялись со своих мест. Анфиса уставилась в сторону, а Леха честно сознался:

– Извините, мы прослушали.

– Я так и понял, – снова кивнул головой лектор, – потому что про Античное право лично я вам еще ничего не рассказывал.

Звонок с «пар» потонул в дружном хохоте студентов.

***

– Обнорская, это все из-за тебя! – сердито воскликнула Анфиса, хмуря идеально тонкие черные брови.

– Почему? – полунасмешливо вскинула подбородок Кира.

– Потому что теперь над нами с Киреевым весь поток смеется.

– Да ладно, – беспечно махнул рукой парень, – зато я теперь – знаменитость и меня все узнают!

– Ты, Киреев, не знаменитость, а дурак! – фыркнула Анфиса. – Тебя и так весь наш поток знает. Вон, опять девчонки с параллели у меня твой адресок просили.