Тори Ру - Мы носим лица людей

Им все равно. Мне тоже.

Едва скинув у порога куртку, я понимаю, что в доме что-то не так: горит приглушенный свет, пахнет ресторанной едой – наша домработница на такие шедевры не способна. Бросаю ключи на полочку, и в прихожей появляется отец – в одном из своих самых лучших костюмов, чисто выбритый и странный.

– Даша, вот и ты! У нас гости. – Он легонько подталкивает меня по направлению к гостиной и напряженно шепчет: – Не выделывайся, я тебя прошу…

Ну конечно же: на диване восседает какая-то блондинистая курица неопределенного возраста.

Вообще-то я заподозрила неладное, еще когда была жива мама, – однажды нашла на полу под диваном чек на покупку дорогого золотого кольца.

Да, денег у отца много, но, я клянусь, это кольцо было дорогим до неприличия.

И вот сегодня, в этот гулкий погожий апрельский вечер, папаша решился официально признать факт существования у него девушки.

– Даша, это Настя. Вы подружитесь. Я очень на это надеюсь, – вещает он тоном, которым вдохновляет своих подчиненных на трудовые подвиги.

Весь ужин, не в силах наблюдать за ужимками «молодых», я рассматриваю свое отражение в бокале с водой.

Все предельно ясно.

Папочка больше не чувствует передо мной вины за то, что восемь лет назад стал причиной пьяного ДТП, улетев в кювет с трассы. В результате этого ДТП папочка превратился в законченного алкоголика, а моя молодая и красивая мамочка – в овощ. В совершенно несостоятельный в родительском плане овощ.

В детстве я каждый день таскалась в пансионат, часами сидела в ее палате, рассказывала ей о том, как меня, мелкую и хилую, били и обзывали одноклассники, тянула ее за руку, пыталась разбудить. Но она только улыбалась, блуждая потерянным взглядом в неведомых пространствах, и все мои беды были ей глубоко безразличны.

Потом этот иссохший овощ с застывшей на лице тупой улыбкой еще восемь лет вытягивал из нас все нервы и силы.

Перед десертом Настя удаляется в туалет – «попудрить носик». Судя по тому, как безошибочно она угадала направление, в нашем доме ей доводилось бывать и раньше.

Как только она уходит, отец подскакивает на стуле:

– Даш, ну пойми ты… Ну прости! Вы с ней уживетесь. Я тебя знаю, я уверен. Тебе фиолетово, а я без нее совсем сопьюсь! Сил больше нет…

– А подождать хотя бы до сорокового дня нельзя было?

– Да подождем мы!.. Мы решили расписаться в мае!.. – Он осекается, чтобы улыбнуться подозрительно быстро вернувшейся Насте.

Судя по ее перекошенному лицу, она слышала весь разговор…

Остаток вечера она натянуто улыбается и бросает на меня злобные взгляды, а я ковыряю вилкой желе. Я совершаю над ним насилие, разрываю его на куски и размазываю по фарфору. Это так увлекательно, что даже лай сторожевой собаки во дворе не может отвлечь меня от этого занятия.

Тренькает звонок, отец, извинившись, выдвигается в прихожую.

– Валера, привет! – с порога кричит тетя Маша – Ленкина мама, голос ее звенит от возмущения. – Валер, твоя мерзавка сегодня избила мою дочь! Нам пришлось обращаться в больницу!..

– Так. Сколько нужно на лечение? – Папа шуршит бумажником, и тетя Маша срывается на визг:

– Вы тут все с ума посходили? Не нужны мне деньги! У тебя ребенок превращается в зверя, ты хоть понимаешь? Обрати, наконец, на нее внимание! Может, стоит показать ее специалистам?.. Если бы не старая дружба, в полиции бы уже давно лежало заявление!..

– Прости. Сама знаешь, на нее столько всего свалилось. Я поговорю… я ей голову оторву!.. Как Лена?

– Глаз заплыл, перелом носа, сотрясение. Всем говорит, что упала…

Разговор плавно сбавляет обороты и становится приглушенным, слов не разобрать.

Настя торжественно и уничижительно на меня смотрит. Стерва. С такой «новой мамой» я уж точно не уживусь.

В вежливости больше нет смысла, я встаю и ухожу наверх, в свою комнату.

Под последним постом в паблике подписчики устроили холивар: одни обзывают мою блондинку шлюхой, другие же ее полностью поддерживают.

С тоской прокручиваю комментарии вниз до тех пор, пока не упираюсь в самый нижний.

Ложь. Все здесь – одна сплошная ложь…

Этим вечером отец так и не поднялся в мою комнату.

Я не испугалась визита тети Маши, потому что знала, что серьезного разговора в его исполнении все равно не последует.

Далеко за полночь пытаюсь уснуть, но едва закрываю глаза, перед ними встают в ряд высокие окна и нескончаемые лестницы, по которым я бегу, бегу, бегу… Пока не оказываюсь в огромной комнате со свисающими с потолка крюками. На них должно висеть мое никчемное изломанное тело. С криком я вскакиваю.

Свершилось: в конце мая Настя, на правах жены отца, переехала в наш дом. Мои подозрения подтвердились – она оказалась законченной стервой.

Отца практически никогда не бывает дома, и без него Настя постоянно вопит. Она вопит, что я – наркоманка, и подолгу сижу в ванной потому, что там ширяюсь. Вопит, что мое поведение неадекватно – я бью зеркала, ворую из бара спиртное, огрызаюсь и посылаю ее далеко и надолго… Она поливает меня отборным матом и грязью, и я бы обиделась – не будь я действительно грязью и беспомощным дерьмом. Если откровенно, мне даже нравится все это выслушивать. Мне нравится орать в ответ.

Думаю, в глубине души Настя надеется, что когданибудь у моего отца лопнет терпение, и он сдаст меня в воспитательную колонию или психушку, а уж она приложит к этому все усилия. Да куда там…

Папа, успешный бизнесмен, сколотивший первоначальный капитал в девяностых, когда трое из пяти его друзей пали жертвами пуль конкурентов, уже давно периодически срывается в алкогольный штопор и никак не может взять себя в руки. Последние восемь лет он не живет – только бухает и вкалывает. Сейчас он осыпает подарками Настю, и та не понимает, что является всего лишь мемориалом другой женщине. Его больше никто не интересует.

Даже я.

Я чувствую себя уставшей и старой. Я уперлась в стену без всякого желания ее преодолеть. Жизнь идет мимо, а я стою перед этой стеной и медленно покрываюсь пылью.

Мне шестнадцать лет, но стремлений, интересов и увлечений у меня нет. Как и друзей. Как и семьи – я вообще не знаю, что это такое. Я постоянно вру и притворяюсь, потому что боюсь, что окружающие вспомнят меня забитой, беспомощной и мелкой, поймут, что такой я и осталась… Такой меня помнит Лена. Такой меня видел тот урод…

Если бы можно было повернуть время вспять, я бы все равно пошла на ту вечеринку. Но припрятала бы в рукаве заточку. И без всяких раздумий воткнула бы ее ему в глаз.

Сегодня закончился учебный год – десятый класс остался в прошлом, но ничего хорошего о нем я припомнить не могу.