Анатолий Арбузов - Как предать наглеца забвению

– Пойду, свистну ребятам, чтоб готовились, – сказал немного приободрившийся Юра и поспешил выйти.

– Свисти… – Швайнштерн встал с кресла и неторопливой походкой вразвалочку отправился вслед за продюсером.

Моросил мелкий осенний дождик, но ни Виктор, ни Рита его не замечали. Оба в то злополучное утро были абсолютно счастливы. Вдобавок Рита, воодушевленная встречей с любимым артистом, без умолку щебетала и строила незатейливые планы относительно того, как это, по ее мнению, должно было произойти.

– А я, такая, подойду к нему и скажу: «А можно ваш автограф?». Ой, нет, лучше фото. Или слишком навязчиво?

– Я слышал, он не любит фотографироваться с фанатами, – подлил масла в огонь Виктор.

– Тогда лучше автограф. Решено! Подхожу и прошу оставить памятную надпись…

– Не уверен, что он умеет писать, – усмехнулся Виктор.

– Да ну тебя, в самом деле! Все умеют писать.

– А этот не умеет! – поддразнивал Виктор.

– Ну, так вот… Подойду к нему и протяну ручку и… Ох… А на чем он оставит автограф-то? – Рита остановилась и принялась рыться в сумочке прямо посреди улицы.

Виктор терпеливо ждал, придерживая зонтик над ее головой.

– Ага! Вот тут! – Рита победно извлекла какой-то смятый листок бумаги и потрясла им перед носом Виктора. – Как думаешь, он не откажется?

– Кто ж откажет такой красавице, да еще в такой пустяковой просьбе?

– Ох, Витюш, я так волнуюсь! – Рита взяла его под руку и потерлась носом о плечо. – Но все равно спасибо! Ты у меня замечательный!

До студии было рукой подать, и вскоре они оказались возле турникетов бизнес-центра, где она находилась. Охранник только лениво кивнул, когда Виктор указал на Риту:

– Она со мной.

Влюбленные беспрепятственно вошли внутрь и поднялись на второй этаж, прямо в операторскую. О ее устройстве следует сказать особо, потому что оно сыграло определенную роль в развитии дальнейших событий.

Операторская представляла собой довольно тесную каморку, буквально нашпигованную записывающей аппаратурой. Впрочем, как это обычно и принято, место звукооператора за пультом было отделено от основного пространства непроницаемой перегородкой со стеклом посередине, через которое исполнитель и оператор не могли слышать друг друга, если не включить микрофоны и динамики по обе стороны. Всеми устройствами управлял оператор со своего пульта, но чаще всего его собственный микрофон оставался выключенным, чтобы посторонние шумы не регистрировались на записи. Лишь иногда Виктор или его ассистент и напарник Рудик включали свои микрофоны, чтобы что-нибудь сказать артисту по ту сторону стекла. Впрочем, чаще всего необходимости подавать голос во время записи у операторов не было, ведь прямо перед носом исполнителя висело специальное табло, на котором загоралось оповещение «Идет запись» в момент, когда от того требовалось что-нибудь сыграть или спеть.

– Садись вон на тот стул, – указал Виктор на колченогий табурет в углу, который операторы между собой называли «гостевым».

Рита с интересом разглядывала интерьер студии. Одно из кресел за пультом уже было занято молодым человеком весьма худощавого телосложения в джинсах, вытянутой майке и бейсболке, надетой задом наперед. Во второе уселся Виктор.

– Рудик, – представился молодой человек, оглянувшись. – Коллега этого охламона.

– Маргарита, – представилась Рита и вопросительно покосилась на Виктора.

– Начинаем через полчаса, – взглянув на часы, сказал Виктор.

– А мне-то что? Солдат спит – служба идет, – беззаботно откликнулся Рудик и даже немного надвинул на глаза бейсболку, будто и впрямь собирался вздремнуть.

– Ты лучше звук проверь, – отозвался Виктор. – Солдат…

– Есть, товарищ генерал!

– И особое внимание на левый наушник обрати. Артисты жалуются на то, что он тише, чем правый.

– Слушаюсь, ваше благородие!

Рудик вскочил и бросился к небольшой дверке в стене. Через минуту он появился за стеклом, там, где полагалось быть исполнителям, надел огромные наушники, валявшиеся здесь же и скорчил страшную рожу Рите. Та улыбнулась.

– Обормот… – беззлобно ухмыльнулся Виктор. – Не обращай внимания. Он всегда такой.

– Он милый… Ой, а Рудик нас слышит?

– Нет. Видишь вот этот тумблер. Когда он переключен в нижнюю позицию, человек за стеклом не может слышать ничего из того, что здесь говорится. Можешь даже орать во весь голос.

– А что же он тогда сейчас слушает в наушниках?

– Так, пробную фанеру. Мы всегда ее ставим для проверки.

– А Швайнштерн тоже будет фанеру слушать?

– Конечно. На музыкальных инструментах, насколько мне известно, он сам не играет,так что – да, только запись. Хочешь, подшутим над ним? – кивнул Виктор на Рудика.

– Давай!

Виктор поколдовал над пультом и включил заранее записанную музыку, припасенную к приезду Швайнштерна. Операторскую огласили монотонные и однообразные биты, от которых самому Виктору захотелось убежать. Однако Рите они нравились, и она даже стала что-то напевать под нос, отбивая такт рукой по колену. Рудик за стеклом скорчил еще более страшную рожу, чем до этого, и исполнил весьма необычный танец, напоминающий собой что-то среднее между диско восьмидесятых и балетом «Лебединое озеро». Рита так и покатилась со смеху. Продолжая подскакивать и подпрыгивать, Рудик скрылся из виду. Затем снова появился, чтобы вернуть наушники на место и раскланяться перед благодарной публикой в операторской. Он так комично присел в замысловатом реверансе, что в этот раз даже Виктор не смог удержаться от смеха.

Швайнштерн подъехал к студии, как всегда, с грандиозной помпой. И с не менее грандиозным опозданием. Виктор уже в сотый раз взглянул на часы, а Рита так и вовсе приуныла на своем табурете. Только Рудик сохранял веселый настрой и беззаботность – такой уж у него был характер.

Недовольно морща нос, Швайнштерн проследовал из роскошного лимузина в помещение студии.

– Юр, это же какая-то помойка… – жаловался он продюсеру.

– Не стоит судить по первому впечатлению, – оправдывался тот. – Невзирая ни на что, это самая лучшая студия звукозаписи, поверь мне. Здесь создавались многие популярные треки, сделавшие своих исполнителей знаменитыми. К тому же, ее владелец – мой старинный приятель. Все будет в ажуре!

– Сомневаюсь… – Швайнштерн кутался в простецкого вида толстовку, пытаясь скрыть от любопытных взглядов свое легко узнаваемое лицо, сплошь покрытое татуировками.

На артисте были зауженные джинсы с дырами на коленях и ярко-желтые кеды. Это был не тот костюм, к которому привыкли фанаты, но, тем не менее, даже перечисленные атрибуты одежды обращали на себя внимание недоумевающих офисных служащих, спешивших по своим делам, пока Швайнштерн с гордым и независимым видом шествовал по коридорам здания.