Владимир Афанасьев - Паруса души

Яков рассказал всё, что знал. Бабушка подошла, обняла его и заплакала, потом взяла за руку и повела за собой. Яков молча шел за ней. Он проголодался и ужасно устал. За три дня он спал лишь дважды. Первый раз – в брошенной лодке, а второй раз – на траве.

В деревню шли осторожно. Бабушка провела его задней дорогой. Придя в дом, она позвала мужа-старика. Когда тот слез с печи, опешил. Первое, что он сказал:

– Ты что, старая, ополоумела? Он же еврей! Беда будет!

– Дурень! Он – ребёнок! Надо мальца накормить и спрятать, а потом решим.

Они принялись суетиться. Растопили печь, нагрели воды, и дед сам лично, хоть и причитая, глядя на Яшкину национальную особенность, помыл мальчика. Бабулька отварила картошки, налила молока, сметаны, отрезала краюху хлеба. Он ел с таким удовольствием, что даже суровый дед заулыбался, а бабулечка заплакала. Она понимала и чувствовала, что перед ними сирота. Яков так устал, что уснул прямо за столом. Они его отнесли на кровать. Дед лёг рядом караулить – вдруг захочет по нужде и испугается.

Утром они с бабкой решат держать его на чердаке, пока не утихнет всё, но Яшка скажет, что тетя Целя ждёт его и переживает. Они уговорят его остаться ещё хоть на пару дней, пока дед пошьёт ему новые ботики, – в старых он до тёти Цели не дойдёт.

Яков оставался в доме больше двух недель. Они давали ему книжки и научили прятаться, если кто придёт в дом. Немцы были всюду, и рисковать лишний раз не было смысла. Дед с бабкой боялись, что кто-то увидит и доложит новой власти, а за это следовал расстрел. Но в деревне были и те, кому они доверяли. Своих детей у стариков не было, и поэтому всю свою накопленную любовь они отдали этому кучерявому черноглазому мальчонке.

Местный фельдшер, дедов кум, предложил остричь его наголо, чтобы черные кудри не сбивали никого с толку. Бабушка достала из сундука крестик на верёвочке и надела ему на шею. Яшка не мог понять, почему вокруг него так много суеты – ведь он всего лишь маленький мальчик и никому не враг. Даже если взрослые почему-то воюют, разве дети могут им помешать? Ему надо к тёте Целе, а не спать на соломе. Почему они не хотят показать ему, где у них тут Ленинград? Отец с матерью не успели ему всё объяснить. Придётся до всего доходить самому… Каждый день дед приходил и спускал его вниз с чердака и каждый день говорил одно и то же: не время ещё.

Однажды вечером дед позвал Якова, и тот спустился с чердака. Старики сидели на лавке и со слезами смотрели на мальчонку. Дед начал говорить под причитания старухи:

– Сегодня наш кум Максим поедет в город. Там живёт мой брат. Его жена работает на железной дороге, или работала – не знаешь, как оно сейчас-то. В общем, они тебе подскажут, как и куда тебе дальше. Бабка тебе тут собрала на дорогу, а я тебе обувку пошил и на лето, и на зиму.

Бабушка Марфа связала ему свитер и шарф. Дед нашел и ушил свою меховую шапку. За всё это Яков ещё не раз скажет им огромное спасибо. А пока он ещё не знал, что ему придётся пережить, у скольких людей прятаться и каким только транспортом не добираться. На всём его пути – а это будет больше года – ему будут попадаться хорошие и добрые люди разных национальностей и возрастов. Он пройдёт пол-Европы. Два бездомных паренька за меховую шапку и шарф помогут перейти ему линию фронта по только им известным тропинкам. Они будут убегать от собак и прятаться от пуль. Ему вернут и шапку, и шарф, да ещё пожмут на прощанье руку – за смелость, за упорство!

Он придёт в Ленинград с той стороны, откуда никого не ждали. Придёт в город, где началась блокада. Буквально перед самым городом Яков услышит, как кто-то жалобно скулит. Он оглянется и увидит, как из-под руин к нему со всех ног бежит щенок. Яков возьмёт его на руки, а тот будет лизать его и скулить от счастья.

– Ты кто? Откуда? Как тебя зовут?

Вилянием хвоста щенок отвечал на все вопросы, жаль, Яшка не понимал этого языка. Он назовёт его Другом, и они продолжат жизненный путь вместе. Они будут идти по городу, где многие дома превратились в груду обломков, а мокрый снег с ветром сделают город совсем неузнаваемым. Ему казалось, что он попал не в тот Ленинград. У людей он спрашивал заученный наизусть адрес, и ему все показывали куда-то в сторону, где домов уже не было. Были лишь руины. С помощью военных он найдёт то место, где жила тётя Целя. Бедная тётя Целя! Хотелось бы верить, что она успела эвакуироваться. Никто не знал больше, чем видел. Это был тупик. Что дальше? Куда теперь идти? Он стоял перед разрушенным до основания домом, в котором добрая тётушка когда-то угощала их чаем и упрашивала остаться здесь жить.

Кто-то опустил ему руку на плечо, и он обернулся. Перед ним стояла старушка. Она со слезами на глазах благодарила его и его друзей, которые всю ночь тушили зажигательные бомбы на крыше её дома. Она протянула свёрток и сказала, что это еда для него и друзей. Яков сильно смутился и вернул свёрток.

– Извините, вы меня перепутали. Я только пришёл сюда издалека, и у меня нет друзей, кроме… – Он распахнул курточку, и оттуда высунулась мордочка щенка.

– А ты не смог бы им передать от меня? Они все живут на заводе, там же работают, а по ночам тушат бомбы. Здесь три квартала – и налево. – Она показала рукой в сторону уцелевших домов. Яков посмотрел на старушку, на свёрток и в ту самую сторону, где живут и работают юные герои.

– Конечно, отнесу.

У него даже в помыслах не было взять что-то из этого свёртка. Наверное, и она это поняла, протягивая еду. Он был голоден, и его друг был голоден – пёсик аж заскулил, учуяв запах еды. Якову почему-то тоже захотелось скулить. Но он был сильным и честным. Родители привили ему самые лучшие качества. Учили оставаться человеком при любых обстоятельствах. Он с достоинством прошёл этот нелёгкий путь, а сейчас у него в руках был самый большой соблазн в его жизни. Он как бы распался на две половинки. Одна кричала в оба уха, уговаривая съесть, и клялась, что об этом никто не узнает, другая голосом отца велела идти и сделать обещанное.

Он поплёлся, уставший и голодный, в сторону завода. На воротах не было охраны. Там бегали какие-то люди в военной форме и ездили грузовые машины. Между крыш были натянуты какие-то сети с камуфляжем. Всё было похоже на подготовку к спектаклю. Ему делали замечания, требуя не стоять на дороге, и никто не отвечал на вопрос. Он увидел дедушку в тулупе, который открывал и закрывал большие ворота в одном из цехов. Яков подошёл к нему и спросил, где работают и живут мальчики, которые ночью гасят бомбы? Старик со слезами посмотрел на него и показал в сторону красных ворот со звездой. Яков пошёл туда.

Из цеха доносился вой работающих станков. Мальчик зашёл через большую дверь и замер. Вокруг всё жужжало, двигалось. Звенел металл. Пахло каким-то мазутом и маслом. За станками работали маленькие мужички с детскими лицами. Некоторые посмотрели на него и, не отрываясь, начали перекрикиваться. Они уже научились не слышать шума. Буквально через несколько минут к Якову подошли мальчик и девочка в промасленных ватниках и шапках. Потом ещё один подросток. Остальные косились, не отходя от станков. Они работали как взрослые, и лишь двое взрослых – дяденька и тётенька – бегали от одного к другому, помогая и проверяя.