Яна Перепечина - Затворница

1988 год

Новая работа Кириллу не нравилась. Вот ведь его начальство удумало: снимать сюжеты для светской хроники. Была б его воля, уехал бы сразу. Да ведь знало, знало начальство, что он не взбрыкнёт, не уедет, вот и давало такие задания, что впору забыть об обязательствах, бросить всё и вернуться туда, где его ценили и где он занимался любимым делом… Если б он мог…

Изнывая от скуки и безнадёжности, Кирилл вяло осматривал площадь перед Дворцом. Кругом всё одно и то же: счастливые лица, беззаботное веселье, щебечущие невесты и гордые, немного встревоженные женихи. Наверное, на всей площади только он один не улыбался… Ну надо же… Не только. Вон ещё двое с лицами, меньше всего похожими на счастливые.

Кирилл встал так, чтобы его интерес не был слишком уж заметен окружающим, и снова посмотрел на странных девушек. Одна из них, красивая блондинка в белом свадебном платье, была явно встревожена, то и дело посматривала на экран дорогого телефона и на дорогу, ведущую ко Дворцу, а вторая старательно изображала беззаботность и что-то говорила невесте. Наверное, утешала. На её симпатичном личике из-под вымученного показного спокойствия отчётливо проступало сочувствие, такое искреннее, недемонстративное, что Кирилл даже удивился. Он давно подобного не видел. Хорошая, похоже, девушка, славная. Да и вторая, вернее, первая, та, что невеста, ему тоже нравилась. Было в её лице что-то такое чистое и искреннее, что он залюбовался. Но вот явная тревога в движениях девушек и напряжённые складки между красивыми бровями, и страх в глазах так не вязались с местом, где все они собрались…

Что же у них стряслось? Кирилл сам не заметил, как отошёл от камеры, которую он, готовясь к долгому ожиданию, установил на штатив, и переместился поближе к девушкам. Но тут на площадь выехал длинный «Хаммер», невеста встрепенулась и устремилась к нему, подружка кинулась за ней…

1988 год

Старуха любила ходить в лес. Он недолго жил по соседству и волей-неволей замечал это. Покосившийся дом её стоял на самом краю села, и она частенько, переделав все немногочисленные скучные старушечьи дела, выходила в боковую калитку, открывавшуюся сразу в светлую рощицу, и шла тоненькой стёжкой, протоптанной ей за многие годы вглубь, в сторону хутора.

Однажды он ради интереса и от утомившего безделья проследил за ней. Ничего такого старуха не делала. Просто медленно шла, время от времени наклоняясь и аккуратно срезая грибы. Ему быстро стало скучно, и он хотел было уже вернуться в село. Но тут лес раздвинулся, открыв старый дом, а старуха остановилась под высокой елью, словно прячась за тяжёлыми лапами той, и какое-то время смотрела на другую старуху, чуть менее древнюю, но тоже, наверное, ровесницу революции, только не девятьсот пятого, а девятьсот семнадцатого года.

Хуторская старуха возилась в огороде и не замечала взгляда сельской бабки. Впрочем, и та, в свою очередь, не чувствовала его взгляда, устремлённого на неё. А он внезапно ощутил интерес и стал присматриваться. Старчески безучастное обычно лицо его соседки в тот момент выражало растерянность и сомнения. Несколько раз старуха делала движение вперёд, словно собиралась подойти к хуторской бабке, но не решалась.

В последний раз она совсем уж было поборола себя и прошла несколько метров к забору, но тут со стороны лесной дороги послышался шум мотора, к дому подъехала новая «Нива». Хуторская старуха распрямилась, всплеснула руками и радостно пошла навстречу приехавшим.

Его соседка замерла, подумала секунду, шевеля губами, махнула рукой и скрылась в лесу. Он немного посмотрел на приехавших городских гостей хуторской старухи, ничего интересного не заметил и тоже пошёл в сторону села, размышляя об увиденном.

Вообще-то этот хутор и хутором-то назвать было нельзя: так стоящий отдельно от села дом на высоком берегу реки, который до самого обрывающегося к воде края зарос лесом. Он никогда не понимал бабку, живущую там. Это ж как надо не любить людей, чтобы жить бирючкой в километре от села? И ведь не лесничиха какая. Просто старуха. А живёт в такой глуши. И непонятно, зачем только туда электричество провели. Какое дело властям до одинокой бабки? Хотя, может, просто тянули на другой берег реки и сделали по доброте душевной ответвление.

Про бабку он слышал в селе, знал, что живёт одна, с сельчанами ладит, что её любят и считают своей, несмотря на добровольное затворничество. Он думал, что её и не навещает никто. Но оказалось, что приезжают к ней какие-то городские, по виду небедные люди. Вон, «Нива» у них, не самая дешёвая и довольно редкая машина. Его отец о такой мечтает уже несколько лет. А ездить приходится на «копейке». Так что не такая уж и простая старуха, наверное. Да и соседка его явно что-то хотела от неё. Столько визитёров за один день. Вот тебе и бирючка. Даже любопытно. Проследить, что ли, если вдруг соседка опять пойдёт на хутор?.. Да ну её… Какое ему дело до двух бабок?

Но он всё-таки не удержался. Через несколько дней встал на заре по нужде и вдруг увидел, что старуха выползла из дома, явно не до ветру и не по грибы. Аккуратно, на выход одетая и с большим прямоугольным свёртком, который бережно прижимала к сухой старческой груди. Она, не оглядываясь, проковыляла в боковую калитку и вскоре скрылась за деревьями. Пока он оделся да выскочил на улицу, её уже и след простыл. Пришлось догонять чуть ли не бегом.

Ночью прошёл дождь, жёлтые мокрые листья лезли в лицо, ветки мешали идти, и он и глубоко натянул капюшон штормовки, придерживая его рукой, чтобы не слетел, и стал углубляться в лес.

Бабку он увидел внезапно, она как раз пересекала небольшую полянку, всё так же ходко и целенаправленно семеня в сторону хутора и крепко прижимая свою ношу. Видно было, что нести ей тяжело и неудобно. Старуха то и дело перехватывала слабые руки: искала положение поудобнее. И он вдруг решил предложить ей свою помощь, вдруг да и узнает что интересное, пока они будут идти рядом. Подумав так, он тихо нагнал соседку и сказал в самое ухо:

– Давайте дотащу куда надо.

Старуха от оклика подпрыгнула так, что он сам испугался, и обернулась, вылупив на него слезящиеся выцветшие глаза.

– Бабусь, давайте помогу, – снова добродушно предложил он и взялся руками за свёрток, ощутив под ладонями что-то твёрдое и довольно тяжёлое.

Соседка тихо охнула и вцепилась в ношу так, что выпуклые вены на руках обозначились ещё заметнее, а пальцы напряглись. Зачем он дёрнул свёрток на себя, он и сам не знал. Но дёрнул. Бабка подалась на него, поскользнулась на мокрой траве и упала.

– Да что ж вы так неловко-то?! – рассердился он толи на себя, то ли на старуху и наклонился, чтобы поднять её. Бабка не пошевелилась. Он тронул тощее плечо, потряс. Седая голова в непромокаемой косынке безвольно качнулась из стороны в сторону, на левом жёлтом виске чернела кровь.