Шейла О`Фланаган - Укромное место

– О боже, Джуно! – театрально восклицала мама после дня, проведенного на пляже, когда я расспрашивала ее о точном времени приливов и отливов и том, как именно на них влияют фазы Луны.

– Ты можешь не задавать вопросов? Неужели нельзя просто полюбоваться морем и подумать, какое оно красивое и как нам повезло жить на белом свете?

– Понимаю, – сказала я. – Но я хочу знать, почему…

– О нет!..

Мой папа не зря писал пьесы для моей мамы.

– Ты должна почувствовать красоту природы!

– Ты права, – сказала я и прочитала про приливы и отливы в школьной библиотеке.

Мои родители, Десмонд и Тея Райан, являются самостоятельными единицами на театральной сцене Ирландии. Когда я была еще ребенком, маму уже называли «Национальным сокровищем», а папу – одним из лучших современных драматургов Ирландии. Они получили кучу наград за свои работы. Мама и папа относятся к тому типу людей, для которых «или всё, или ничего»: они или на пике восторга, или в глубоком отчаянии.

Когда я жила дома их эмоциональные подъемы и спады утомляли меня и возвращали обратно к моим книгам. К неудовольствию моих родных книги эти не были ни стихотворными сборниками, ни великими литературными произведениями. Я читала книги по физике и разнообразные научные тома. С тем же успехом я могла бы принести в дом путеводитель по аду, написанный сатаной. И то, если задуматься, путеводитель по аду приветствовался бы в нашем доме больше, чем «Краткая история времени». Я была такой же загадкой для своих родителей, какой они были для меня. Даже если не учитывать мою разницу в возрасте с братом и сестрой, всё равно у них с папой и мамой сложились гораздо более близкие отношения. До моего рождения они были надежным и устойчивым звеном. Я всё испортила.

Батлер, мой брат, работает учителем в средней школе, чтобы иметь деньги на оплату счетов, но он, надо заметить, поэт, его стихи даже печатают. «Глубокий и интеллектуальный», как сказано в рецензии на его последний сборник «Пауза для отцовства», который выиграл премию Патрика Каванаха.

Я была единственным членом семьи, который задался вопросом: «А что бы писатель, вроде Каванаха, который, по большей части, писал в рифму, подумал бы про победу моего брата?». На мой взгляд стихи брата – это просто абзацы прозаического текста, в котором предложения обрываются разрывом строки на середине и даже не заканчиваются как следует.

Я читаю только те стихи, которые рифмуются. В этом случае, я хотя бы понимаю логику.

Однажды я сказала об этом сестре Гонн, она пришла в ужас.

– Разве ты не видишь, какие умные тексты он пишет? – спросила сестра. – Разве ты не слышишь музыку в его стихотворных формах?

Я пожала плечами. Гонн играет на арфе, а ее муж на скрипке в группе, исполняющей традиционную ирландскую музыку. Она слышит музыку во всем.

Я люблю музыку. Но я не слышу ее постоянно. Я люблю красоту. Но гораздо больше я люблю чёткость и функциональность. В этом нет ничего неправильного – во всяком случае, я продолжаю убеждать себя в этом.

Поэтому я и была так уверена, что Шон – это идеальный вариант для меня. Он цифровой дизайнер. Эта профессия, на мой взгляд, объединяет в себе искусство и функциональность. Ему понятна моя работа. Мне понятен его труд.

Мы были отличной парой – и этому было множество причин. А еще я хотела, чтобы он остался любовью всей моей жизни, тоже по многим причинам. И хотя я не следила за ним по социальным сетям или как-то еще после нашего расставания, мне всё равно попадались его фотографии в новостях друзей. Недель через шесть после нашего расставания появилась фотография, на которой он был с девушкой. Ее звали Зуки. Он сидел за столом, а она стояла позади него и весьма интимно положила ему руки на плечи.

Я вроде бы не была обезумевшим сталкингом, но не могла не разузнать об этой Зуке. Она была визажистом. Я увидела на Фейсбуке пост про ее помолвку. В этот день как раз Брэд уехал в отпуск. Честно сказать, известие о помолвке Шона разозлило меня. Ведь мне он заявил, что не готов брать на себя брачные обязательства, и вот уже с легкостью необыкновенной «взял на себя» эти самые обязательства с какой-то, на мой взгляд, кикиморой. Было больно.

Сирша сказала, что Шон – потенциальный жених для многих, и нет никаких гарантий, что он жениться именно на этой Зуке. В ее словах была доля правды. Это была уже третья попытка Шона. До того, как сделать мне предложение, он был помолвлен. Тогда мне стало жаль Зуку. Ведь я тогда думала, что мне-то в жизни повезло.

Я думала, что у меня есть Брэд.

Лежа на кровати, я наконец-то провалилась в беспокойную дрёму. Сны были обрывочными, кадры с людьми и разнообразные события исчезали, как дым, каждый раз, когда я просыпалась. Ставни были плотно закрыты, поэтому в спальне царила полная темнота, и невозможно было определить который час. Но вот я окончательно, словно от неожиданного удара, открыла глаза, пребывая в состоянии полной боевой готовности. Что-то выдернуло меня из напряженного сна. С сильно колотящимся сердцем я обвела взглядом незнакомую комнату, пока, наконец, не вспомнила, где я нахожусь, и пульс мой замедлился. Я села на кровати, прислушиваясь к звукам. Мне показалось, что в доме кто-то есть. Нет, пока тихо. Похоже, человека, который вломился в дом, чтобы зверски убить меня, не существовало. Я поднялась с кровати, подошла к окну, чтобы открыть ставни. Они угрожающе заскрипели и повисли на петлях, но мне удалось прислонить их к стене.

К моему изумлению, а я была уверена, что сейчас глубокая ночь, за окном сияло свежее утро. По высокому небу ветерок гнал невесомые облачка, теплый воздух терпко пахнул апельсинами и сладким ароматов луговых трав. Ближайшее к дому вечнозеленое дерево, жакаранда, нежно шелестела листочками на ветру.

Я взглянула на часы. Почти восемь. Уже много недель я вставала после шести, и хотя мой сон был таким же беспокойным, я спала дольше обычного. Я отметила, что это хороший знак.

Я посмотрела вокруг. Все мои вещи лежали там, где я их оставила: чемодан – у стены, сумочка – на туалетном столике, джинсы – свисали с бледно-розового кресла-бочонка. Для джинсов сегодня слишком жарко. Я затащила чемодан на кровать и стала его распаковывать. Белую хлопковую майку и джинсовые шорты оставила на кровати. С десяток футболок и три запасных пары шорт положила в ящик комода, повесила джинсы, которые, в любом случае, скорее всего, проведут в гардеробе следующие три месяца, и наконец повесила летние платья на вешалки рядом с джинсами.

По пути в ванную, которая находилась в противоположном конце дома, я прихватила из бельевого шкафа полотенце. К моему удивлению, в ванной было окно с видом на горы и какие-то далекие строения. Я предположила, что это Бенифлор. Несмотря на окошко, сама ванна была скрыта от посторонних глаз. В окно ее не было видно, если только кто-нибудь не захочет специально подглядывать за моющимся человеком в бинокль, конечно. Было что-то невероятно умиротворяющее в том, что можно было стоять под душем с удивительно сильным напором, использовать душистый гель и любоваться великолепным видом.