Лика Конкевич - #эдиптына. Стамбул

В том месте, где она планировала успокоить себя.

***

« Питер, угу, – довольно сворачивая язык тонкой трубочкой в левый верхний угол открытого рта, произносит она, — у вас в Питере все такие – грубияны? »

Сидит перед ноутбуком и смотрит в его страницу на facebook.

Женское любопытство. Расположенный к ней администратор щедро поделился данными нового постояльца.

« Мдааа…. Ну точно ты показал свою сущность… Давид Эдуардович »

С экрана пылает статус нового знакомого:

« посылаю на хер чаще, чем здороваюсь ».

Становится легче. Эрика выдыхает и закрывает страницу. Интерес удовлетворен. Злость уходит. А рисунок остается.

« На память» – произносит губами, ставя свою подпись в правом нижнем углу.

« Да куда же я его засунула ?» – не на шутку испугалась Эрика, кинувшись на поиски блокнота.

Желание появилось, а рисовать не на чем.

« Когда я его потеряла? Где? »

Решилась выйти в прихожую, чтобы освежить воспоминания, начав путь сначала.

Постояла у входа.

Оглядела reception desk. Нет.

Медленно направилась по коридору к своей двери и тут справа мелькнул свет.

« Точно, кухня! » – Метнулась туда.

Но тут же остановилась, как вкопанная. За столом, прямо по центру, сидит он, « хам ». В его правой руке дымящаяся кофейным ароматом кружка, а левой он тремя пальцами поддерживает стол. Вернее, не стол, а то, что на нем. Блокнот.

Она уже ненавидела тот день, когда они встретились.

Давид глянул на нее, не поднимая головы. Получилось исподлобья. Смущенный взгляд с параллельным:

– Ну ты, это… прости меня, если что… Художница.

– Эрика! Меня зовут Эрика! – ехидно и зло вырвала из себя она, отчеканивая каждую букву своим звонким голосом. Подлетела к столу, – тебя учили не трогать чужие вещи?

– Да. Учили. И гостеприимству учили тоже. Бабушка. Она была очень доброжелательной хозяйкой…. Как ты. Извини, Эрика…

«Знаешь, мне пришлось выбирать между армией и тюрьмой.

А, еще сильнее, мне хотелось сбежать от всего, что творилось тогда в моей жизни.

Я был разочарован в любви. Устал сталкиваться с непониманием родителей.

И вот, спустя полгода службы, я задолжал «старикам» блок сигарет «Прима». Но мама приехала и привезла три пачки. Ты не представляешь, как же я боялся встречи со «стариками» после ее отъезда.

Они уже предупредили меня, что ночью повесят на ремне.

И я реализовал свой план: на ночном дежурстве в кочегарке взял здоровую клюку (печь топила всю часть), сунул ее в огонь и она моментально стала красной. Тогда уже себе на руку, и кожа сразу волдырями.

Так, рискуя своей жизнью, я оказался в госпитале.

Там меня приметила женщина, которая служила на проходной. Стала пирожками кормить и со старшей дочкой сталкивать.

И так закрутилось, что я у них жить остался после службы. Она меня в областное ГАИ устроила. Я там проработал полгода и понял: любви нет, а там уже крестики купили, чтобы нас венчать.

И я сбежал от них…»

На дворе уже была глубокая ночь, а свет на кухне продолжал сигналить о том, что кому-то в этих окнах не спится.

И снаружи можно было лишь догадываться о том, хорошо кому-то за этим окнами под этим светом, или плохо…

– Эрика, как ты это делаешь?

– Что?

– Ну вот ты начинаешь что-то рассказывать, делиться, вспоминать, при этом в тебе говорит все твое тело. Каждый его сантиметр передает настроение. Твое лицо, взгляд меняется. Улыбка, скорость, радость, ненависть, все! Интонации. Как ты это делаешь?

– Оно само, – пожимает плечами довольная Эрика, – я не понимаю сути вопроса. Мне кажется, что это естественно. У всех так. Нет?

– Нет. У меня не так. Я знаю, что должен чувствовать. Знаю, что должен показать лицом. Руками. Ногами. Но. Чтобы вот так все вместе само собой двигалось, шевелилось и жило – никогда не испытывал.

Взгляд Давида уходит в сторону. Взгляд, наполненный разлукой. В нем много грусти.

Если всматриваться дальше, можно увидеть едва заметную дорожку от его глаз до угла комнаты.

Они сидят в кинотеатре.

– Ты сдержанный, Давид! У тебя ниже головы ничего не существует, как будто. Мне кажется…

– Согласен, – кивает головой и приближается к Эрике, – а как у тебя идет, колись.

– Нууу… вот я думаю. Потом мысль опускается через шею, вниз. Потом к сердцу. Там сразу пульсирует, стучит. И растекается по рукам. Отдает в ноги. В низ живота. Когда как.

Если страшно, то цепенеют ноги. Я, как испуганный суслик, замираю. Двинуться не могу. Когда злюсь, машу руками и из груди вырывается жар. Когда раздражаюсь, в голове стучит монотонно и гадко.

Когда люблю…

– В матку? – пытается опередить Давид, но Эрика злится.

– В член! Это у тебя так. Или в большую голову вдарит, или в маленькую. У меня – иначе!

– А как? Не злись. Я не хотел тебя перебивать и обижать. Вырвалось. Ты очень интересно рассказываешь.

– А некогда продолжать. Фильм начинается. Смотрим.

– Эх, – расстроился Давид, но добавил, – мы обязательно продолжим этот разговор. Обязательно!

– Чего такая агрессивная? Хочешь меня? Давай потрахаемся!

– Иди в жопу, Давидка.

– Да шучу я, мегера. Обожаю тебя такую бешеную и агрессивную. Мне кажется, в сексе ты порвешь любого мужика. Повезет кому-то. Точно.

– Я твоего мнения не спрашивала! – еще сильнее злится, но остается мягкой и заинтересованной в диалоге. Ей нравится это возбуждение и то, что сейчас происходит между ними.

Ей нравится Давид, именно такой. Хотя, в этом она вряд ли когда-нибудь так открыто ему признается.

Давид чувствует это и довольно продолжает:

– А я и не нуждаюсь в разрешении, женщина! – смотрит прямо в глаза и улыбается, – потанцуем?

– Сдурел? Где? Здесь? – напрягается, выпрямляет спину, как телескопическая удочка.

– Да. Здесь. Со мной. – Он не ждет ее согласия. Достает из кармана телефон и ставит мелодию на свой вкус, на ходу подхватывая остолбеневшую Эрику.

– Улица! Дурак! На нас все пялятся!

– Пусть. Завтра проснемся звездной парой турецкого интернета. Смотри на меня, доверься и забудь обо всех. Есть только ты и я. Дыши… – прижимая к себе, начинает движение Давид.

У Эрики кружится голова. Она готова вырываться и бить, кричать, сопротивляться, но не может.

Погружение в мужское тело расслабляет и отпускает контроль. В руках Давида хорошо и, « действительно, будь что будет, хорошо же сейчас »…

– Мне нравится двигаться с тобой. Ты чувствительная женщина, Эрика, – шепчет Давид.

– Молчи, дерзкий хам.

– Аха, я сама нежность, милая, о чем ты. Тебе нравится, да? А признаться не можешь. Вот и весь ответ, – улыбается Давид, начиная дышать тяжелее – давно не танцевал. Сигареты. Трудно…