Светлана Ривера - Последнее письмо уходящего лета

Алиса слышала, как бабушка несколько раз подходила к ее двери, прислушиваясь, пытаясь понять, все ли в порядке, но она каждый раз делала вид, что спит. Анастасия Егоровна ей очень понравилась, а нежность и забота, которыми она окутала внучку с первых минут ее пребывания в этом доме, даже немного смутили. Ведь они почти чужие друг другу люди: ни общих воспоминаний, ни совместного времяпрепровождения, смешных историй или трогательных праздников – ничего, что бы их сближало и делало родными не только по крови.

Алиса совершенно не представляла, о чем говорить с бабушкой. О чем вообще говорят с бабушками? Они виделась пару раз в глубоком детстве, о чем остались очень смутные воспоминания. А со второй своей бабушкой Алиса встречалась традиционно раз в год – на свой день рождения за праздничным столом, где к имениннице относились только тосты, а все остальное время приходилось наблюдать за пикировкой между мамой и бабушкой. Папа, как всегда, выступал в роли миротворца, и застолье обычно заканчивалось какой-нибудь настольной игрой, которую любили и бабушка и мама, в то время как сама Алиса, давно покинув гостей, сидела у себя в комнате.

Алиса написала всем подругам СМС, сообщив, что на время летних каникул ее отправили к бабушке и пока у нее нет интернета, а также что здесь тоска и нечем заняться.

Она пересмотрела весь альбом своих фотографий и видео на телефоне, перечитала старые СМС, заметки и даты, но без выхода в интернет телефон был плохим развлечением. Наконец пришла эсэмэска от одной подруги, – никогда бы дома она так не обрадовалась новому сообщению! В ней было написано, что скоро они пойдут в кино на очередную сагу о вампирах и что их пригласили «те мальчишки из 10 б». Познакомились они с ними на баскетболе, и один очень даже понравился Алисе, хоть девчонкам она в этом и не призналась. Еще подруга сообщила, что группу по баскетболу пока распустили на лето и что «вообще тут ловить нечего», так что пусть Алиса не волнуется.

Но Алиса понимала, что дома ловить-то как раз есть что – девчонки шли в кино с мальчишками из 10 б, и это было самое обидное. Такой шанс был познакомиться с тем черноволосым мальчиком, самым высоким и красивым из всей школы на ее взгляд. Алиса закончила восьмой класс и, как все ее ровесницы, втайне мечтала о любви старшеклассника. Теперь ей казалось, что все интересное проходит мимо, – уехав, она пропустила удобный момент, и даже если по возвращении и сможет познакомиться с ним, это будет уже не то и не так, и вообще будет уже поздно… Ей хотелось грызть подушку.

Кино… Кстати, телевизор у бабушки не работал. Вернее, сам агрегат был исправен, но все каналы «снежили», и можно было лишь слушать звук, не видя картинок, причем только на самых скучных и неинтересных каналах. Бабушка объяснила как-то за завтраком, что уже совсем перестала смотреть телевизор – ей хватает радио и соседок по дому, слушать которых интереснее, чем следить за развитием событий в любом сериале. А еще есть собственная память, которая способна унести ее далеко-далеко от повседневных хлопот. Алиса ничего не ответила, только повела плечами, и бабушке снова пришлось гадать, о чем думает внучка.

– Алиса, – позвала бабушка и повторила чуть громче: – Алиса-а-а.

Но та не отозвалась.

Поднявшись в третий раз по скрипучей лестнице и слегка приоткрыв дверь Алисиной комнаты, она опять застала ее в кровати, на этот раз с наушниками. Анастасия Егоровна решила все-таки привлечь внимание внучки, ведь пора ужинать, а значит, спускаться в столовую. Но в этот раз Алиса по-настоящему спала. Анастасия Егоровна осторожно вытащила наушники и на минуту замерла. Ей не верилось: из наушников лилась не какая-нибудь новомодная мелодия, а самая настоящая классика.

– Бедная девочка, – еле слышно прошептала бабушка.

В ее сознании никак не укладывалось, как у Елены, взбалмошной и неугомонной, могла быть такая правильная и уравновешенная дочка, слушающая классическую музыку.

Анастасия Егоровна пошла готовить чай. Ее отвлек телефон, трели которого нечасто раздавались в этих стенах.

– Алло, – немного задыхаясь из-за быстрого спуска с лестницы, ответила она. – А-а-а-а, дочка… Да что ж, конечно… Да… Ну, немного…

Привыкшая постоянно говорить Елена совершенно забыла, что звонит узнать, как ее дочь, и, по обыкновению, превратила диалог в монолог.

Елена говорила о ничего не значащих вещах. Спросила совета, как ей ухаживать за фиалками, которые она наконец-то посадила под окнами квартиры, – на памяти домашних, она собиралась это сделать последние пять лет. Рассказала, какая жаркая у них погода установилась, очень много насекомых, и поэтому она не любит выходить из дому по вечерам. Увлекшись ничего не значащей болтовней, Елена вдруг осеклась. Ее взгляд остановился на фотографии дочери, и она вдруг почувствовала, как сильно ей не хватает Алисы.

Все последние годы график Елены строился согласно ее представлениям об идеальной матери. На самом деле до идеала ей было далеко, но ничто не мешало ей выдавать желаемое за действительное. Сейчас, оставшись без мужа и дочери, наедине со своими мыслями и с самой собой, она вдруг почувствовала себя ненужной, так же как актер без зрителя. Но только это чувство было не игрой, и зрители ей были необходимы уже не для сцены, а для чего – она и сама еще не понимала. Как будто она только начала узнавать себя, проснувшись ото сна, училась осознавать свои истинные мотивы и определять цели, к которым хочет стремиться.

Анастасия Егоровна, воспользовавшись заминкой в разговоре, решилась спросить:

– Лена, скажи, что все-таки происходит у вас там? Почему-то девочка сама не своя. Хочешь ты или нет, но тебе придется ответить, – я переживаю за внучку! Она… она почти совсем не говорит, а только слушает, сидит у себя в комнате, – в общем, я вижу, что она расстроена, но не знаю, как ей помочь. Ты должна сказать! – Последнюю фразу Анастасия Егоровна произнесла неожиданно даже для себя самой резко.

Она давно уже не говорила по душам с дочерью и вообще не общалась с ней. Иногда они даже не созванивались – поздравляли друг друга с праздниками при помощи открыток. Но сейчас у нее есть внучка, и она чувствует, что обязана вмешаться.

– Мама, не смей встревать в наши дела! Тебя никогда особо не волновало, как я живу. Ты никогда меня не поддерживала, а только осуждала, а сейчас думаешь, что одним словом все решишь! Алиса приехала не к тебе – она просто решила отдохнуть, сменить на время обстановку, и к тебе это никак не относится. Не думай, что будешь опять диктовать, как мне жить, говорить, как я плохо себя веду и что я кругом виновата!

Елена и сама не ожидала от себя такой тирады. Накопившееся между ней и матерью отчуждение вдруг прорвало, как плотину, – словно и не было этих лет затишья, – и хлынули потоки слов, от которых ей самой стало больно. Как будто с нее снимали какой-то слой личности, который уже прижился, несмотря на его чужеродность.