Ульяна Соболева - Краденое счастье 2. Заключительная

– Что Агнес?! Я уже почти тридцать лет Агнес! Да, я уволилась. Ищу новую семью. Не могу, Хуанита, не могуууу. Это не семья, это кодло демонов. Что жена, что этот Альварес… и мальчишка. С ним что-то не так! Ни секунды не сидит спокойно. Орет, как резаный, дерется, тянет за волосы, кусает до мяса. Они не признают, что он психопат, а я так не могу больше. Я вся в синяках, мне по ночам снится этот дьявол мелкий. Хочется его шваркнуть башкой о стену… гаденыш. Я его один раз ущипнула в ответ… а хотела ударить.

Когда она это сказала, я нарочно толкнула ее локтем, проходя мимо, и она чуть не свалилась с лестницы, ее сотовый укатился вниз по ступенькам. Я с наслаждением на него наступила, услышала, как хрустнул экран, и с трудом заставила себя не сделать то же самое с ее носом. Я больше не Танечка. Я могу дать отпор, я могу избить и сломать парочку костей. Только когда научилась это делать, начала спать спокойно. Иначе не могла, мне казалось, что я в подвале, и с утра меня придут бить или мучать. Иногда у меня чесались и болели фантомные шрамы на лице, иногда из меня опять наживую вырезали моего сына.

– Тыыы! Ах ты сука! Ты…ты что сделала! Карамбааа! Я тебя… тыыы!

Пока она подыскивала слова, я села в свою машину… да, я еще ездила на «ауди» последней модели, и под ее удивленный взгляд и вытянувшееся лицо – укатила.

Для работы мне пришлось перекрасить волосы в тускло-сероватый цвет. Но особо ничего не выходило, и темный каштан выбивался из-под серого слоя. Тогда я перекрасилась в черный цвет, изменила форму бровей, сняла накладные ресницы, выделила контуры лица с помощью румян и тонального крема. Старательно отдаляясь от того образа, в котором Альваресы видели меня на том банкете. Узнать ту фотомодель и светскую львицу во мне, замухрышке, без макияжа, в безвкусной одежде, скрывающей все контуры тела, было совершенно невозможно.

Надела большие очки в пол-лица, которые придавали мне вид «заучки». Оказывается, люди в очках внушают доверие. Мое коричневое платье до колен и туфли без каблука довершали образ серой мыши. Если там будет Каролина, то вряд ли приревнует к такой невзрачности, как я.

Я буду меняться, но постепенно и только для него. У меня была целая стратегия по соблазнению, я продумывала ее несколько лет. Множество вариантов, приманок, ловушек. На одну из них Альварес непременно клюнет.

Я хочу разрушить их жизнь, хочу, чтобы он стал никем и остался без копейки. Я хочу, чтобы он вернул мне моего сына, а сам… да плевать, что будет с ним самим. С ним, с его сукой женой, с ее матерью. Если все они сдохнут, я буду счастлива.

Одевшись, причесавшись, несколько раз выдохнув, я пошла на кухню своей комнатушки в хостеле, пить кофе. Да, я создавала себе образ, и мой образ жил в хостеле, ездил на общественном транспорте, ел дешевые полуфабрикаты и читал классику, молился по вечерам и кормил бездомных кошек возле дома престарелых.

Нина Йованович. Мое новое имя. Я репатриантка из Хорватии. Приехала сюда работать. Нелегально. На данный момент имею вид на жительство, учу испанский, посещаю церковь, пою псалмы. Мне двадцать пять лет. Я не замужем. Мои родители живут под Риекой, у них своя маленькая ферма. Легенду придумывала я сама и даже нашла реально существующую семью. Более того, я выучила хорватский. Не идеально, но все же.

Достала местную газету, которую уже затерла до дыр, перечитывая снова и снова интервью Альвареса с прессой по поводу его карьеры и условий для возвращения в сборную.

– Никаких скандалов, так, сеньор Альварес?

– Так.

– А что с супружеской верностью? Я слышала, что…

– Хватит копаться в грязном белье. Нет никакой супружеской неверности. Я люблю свою жену, люблю своего сына, и на этом точка.

– Я понимаю…. Но это одно из условий.

– Самое легкое условие.

Отшвырнула газету. Любит ее. Любит. Как же это режет глаза и сердце. Всю меня режет на куски. Они оба меня могли обмануть. Могли вдвоем придумать этот спектакль, чтобы получить ребенка, а теперь живут счастливо.

Мне казалось, что все хорошее в моей жизни, все лучшее они забрали себе. Мое счастье там у них. Моя душа, сердце, моя жизнь.

Порвала газету на мелкие кусочки и аккуратно выкинула в ведро. Вымыла посуду, сложила в свой шкафчик и, надев очки из простого стекла, вышла из хостела. Я приучила себя к общественному транспорту и теперь знала расписание всех автобусов в сторону фешенебельного района Барселоны.

Долго смотрела на их дом. Да, я видела его и раньше, но сейчас вживую мне казалось, что я снова возвращаюсь в прошлое, в то дежавю, где меня держали в подвале в таких же роскошных хоромах.

Тихо… успокойся! Никто не причинит тебя зла. Ты можешь за себя постоять. Ворота оказались открытыми, как раз заезжал мини грузовик. Я проскользнула во двор. Дверь дома так же оказалась открытой, и я вошла внутрь совершенно беспрепятственно. Стараясь унять сбившееся дыхание и бешеное биение сердца, я шагнула на ступеньку… Вдалеке послышался голос Альвареса, и меня тут же заморозило на месте. Захотелось сбежать. Мчаться прочь, что есть мочи, не оборачиваясь.… А потом услышала детский плач, и сердце рвануло как будто острыми когтями. Я бросилась вверх по ступенькам.

– Кто такая? Куда?!

Меня схватили за локоть, и я чуть не вскрикнула. Это был дворецкий. Он сверлил меня презрительным взглядом.

– Кто тебя впустил в дом? А ну давай отсюда! Мы уборщицу уже наняли.

Выдохнула и попыталась высвободить руку.

– Я..по объявлению насчет няни.

– Из какого агентства?

– Я не из агентства… я…

– Мы не берем не из агентства. Давай выметайся, пока я не вызвал полицию.

– А вы дайте мне поговорить с родителями ребенка. Может быть, у них будет иное мнение.

Мимо нас пробежал худой мужчина с портфелем, он бормотал что-то себе под нос. До меня донесся голос Арманда. Он был очень мягким, звучал совершенно иначе, чем я привыкла слышать. Точнее, такого голоса я не слышала у него никогда.

– Ну и что ты наделал? М? Оставил меня без защиты? Ты почему назвал этого…этого индюка индюком?

Они показались в коридоре. Оба. Мой враг с маленьким мальчиком на руках. Малыш обхватил шею отца ручонками и преданно заглядывал ему в глаза.

– Пошли, я погрею тебе кашу. Но завтра мы будем искать няню, и тебе придется с этим смириться.

Сын отрицательно покачал головой.

– Хочешь сидеть с мамой?

Тоже отрицательно качает головкой и обнимает сильнее. А у меня дыхание перехватило, и сердце стучит так сильно, словно сейчас прорвет грудную клетку и покатится под ноги к этому мужчине. Дышать все труднее, а глаза затуманиваются слезами. Малыш…мой малыш. Мой любимый мальчик. Как я изучала твое лицо, любовалась им, прятала под подушку снимки из газет, сайтов, поисковиков, но какой же ты красивый вживую. Счастье мое родное…