Лариса Печенежская - Сны о прошлых жизнях

– Что случилось, родная?

– Мне приснился такой яркий сон… нет, не знаю. Может это был и не сон. Наверное, мое подсознание каким-то образом соприкоснулось с моей прошлой жизнью. Вряд ли ты поймешь, но поверь: я не сошла с ума и у меня не было ночных галлюцинаций. Ничего подобного. Я просто во сне была там, в этом городе, где мы с тобой жили раньше. Я и ты.

Правда, все там было мне незнакомым: и золотой шар на высоком стальном пьедестале, и городская архитектура, и магазин на первом этаже кондитерской фабрики, в котором продают много шоколадных конфет, и театр… Однако моя душа чувствовала себя дома, как будто я вернулась в родные края после долгой разлуки.

И река с зеленоватой водой и берегами, поросшими буйной зеленой растительностью, и долина в окружении лесистых горных хребтов, и горы вдалеке, вершины которых будто окутаны дымом, – всё было до слез родным.

Я почувствовала какое-то раздвоение в душе или сознании… мне трудно объяснить это состояние. Но четко помню, как во мне нарастала растерянность и непонимание происходящего со мной. Я зашла в ближайшее кафе, чтобы сесть за стол, поскольку чувствовала усиливающееся головокружение, – и вдруг откуда-то сверху мужской голос мне приказал:

– Выйди на улицу и запомни название этого места. Все, что ты увидишь, поможет тебе его найти. Расскажи о нем Егору. Вы должны вернуться сюда: здесь ваш дом.

– Ну, и? Ты вышла и запомнила?

– К сожалению, нет: я проснулась.

– Тогда выбрось этот сон из головы и не заморачивайся тем, что увидела в нём. Ты была там, не зная где. Что толку думать об этом, а тем более переживать.

– Ты не понимаешь: это место во сне мне было до боли знакомым, и одновременно я понимала, что не знаю, где нахожусь. Какое-то раздвоение сознания и обострение чувств.

Голос Рины дрогнул, затем прервался и, тихонько всхлипнув, она прижалась к мужу в поисках защиты от самой себя и своих столь острых ощущений реальности произошедшего с ней во сне.

– Ну-ну, Солнышко, успокойся: это было всего лишь яркое сновидение, и не стоит так себя накручивать. Подумай о чем-нибудь приятном и расслабься. Я буду тебя согревать своими объятиями и спою колыбельную, хочешь?

– Сабрина улыбнулась в темноте, вспомнив его вокальные «способности», и отрицательно покачала головой.

– Спокойной ночи, любимый. Не беспокойся, я уже в порядке. И, спустя несколько минут, ее дыхание выровнялось.

Егор продолжал гладить ее волосы, испытывая непонятную тревогу. Ее причина была какой-то размытой, больше того – необъяснимой, но что-то в глубине подсознания не позволяло от нее отмахнуться, избавиться, как от ненужного раздражителя. И это что-то начинало жить в нем самостоятельной жизнью, побуждая желание начать поиски ответов на вопросы, пока еще четко не сформировавшиеся в его сознании.

Сабрине же продолжал сниться сон, и в нём она опять была участником событий, но уже не современных, а произошедших более двухсот пятидесяти лет тому назад. Она, находясь в теле девушки из индейского клана чероки, словно бы наяву проживала её жизнь

Июнь 1756 год

Юго-восточные склоны Аппалачей просыпались во всем разнообразии дикой растительности, которая завораживала взор своей необузданной и девственной красотой. Желтые березы и серебристые липы, каштаны и клены, дубы, тополя и буки расправляли свои зеленые листья, тихо шелестя под дуновением просыпающегося ветерка. Рассвет обволакивал их верхушки легким золотым туманом, а край неба, обращенный к востоку, нежился в розовых облаках. От краешка солнышка, робко показавшегося в синеве небес, все вокруг вдруг заискрилось в каплях прозрачной росы, засверкало тысячами разноцветных переливающихся огоньков. Немного помедлив, солнце выкатилось золотым диском в поднебесье и нежно прикоснулось к земле своими ласковыми лучами. И тотчас природа ожила, облегченно вздохнув… Чистый воздух наполнился птичьим голосами, утренняя прохлада отступила, растворившись в теплых солнечных объятьях. Начался новый день.

В глубине леса, прислонившись плечом к дереву, стояла девушка с длинными, как смоль, волосами, заплетенными в две косы. Ее конь стоял неподалеку, настороженно наблюдая за хозяйкой. Жаисэ приложила палец к губам, и конь, словно поняв ее, кивнул головой. Улыбка светлой легкой тенью промелькнула по лицу девушки, и она с любовью потрепала загривок своего любимца.

Внешность Жаисэ, высокой и гибкой, как тростинка, была одновременно и утонченной, и броской. Брови, густые и в то же время тонкие, немного поднимались к вискам, подчеркивая красоту и выразительность слегка миндалевидных с поволокой глаз. Большие, темные, как омут, и выразительные, они затенялись длинными, густыми и такими же темными ресницами, что придавало ее взгляду особую неповторимость и таинственность. Высокий гладкий лоб и прямой аккуратный нос вносили в черты ее лица особый шарм. Нежно-алые и слегка пухлые губы выдавали в ней чувствительную натуру. Несколько удлиненный овал лица с высокими скулами, смуглая нежная кожа и горделивая посадка головы – все в ней выдавало девушку с индейской кровью.

На ней были плотно облегающие рейтузы для верховой езды из тонкой оленьей кожи, мягкая рубашка с вплетенными в нее волокнами из коры шелковицы, опоясанная бисерной лентой вокруг талии, и мокасины.

Девушка с интересом наблюдала за строительством форта на южной стороне малой Теннесси около ее слияния с рекой Teллико. Верх возвышенности уже был обнесен деревянным частоколом. Небольшая британская группа солдат рыла вокруг него защитный ров, другая высаживала между ним и частоколом высокий кустарник с огромными шипами. Внутри частокола офицер руководил строительством деревянных казарм, четыре из которых были уже, по всей видимости, готовы. Жаисэ определила это по каменным трубам, из которых тонкими белыми змейками вился дымок, незаметно растворяясь в прохладном утреннем воздухе.

Она уже не в первый раз приезжала сюда из своего селения, находящегося ниже по реке. Индейцы чероки облюбовали там красивую плодородную долину и построили свои дома. Будучи дочерью вождя, Жаисэ имела больше свободы, нежели любая другая девушка индейского клана. К тому же, британцы лояльно относились к ее народу, так как видели в нем своего союзника в объявленной в мае войне с Францией, ущемлявшей интересы английских поселений на территории Северной Америки, поэтому отец разрешал ей без сопровождения совершать конные прогулки по склонам гор, каждую тропку на которых она знала наизусть и могла проехать по ним с закрытыми глазами.

Однако на сегодняшнюю конную прогулку по знакомым с детства предгорьям Аппалачей Жаисэ отправилась не по своей воле. Виною тому стали непредвиденные обстоятельства, имя которым – её дядя Дадагa, старший брат ее матери, вождь одного из кланов западных чероки. Он приехал под утро с Мохэ, племянником своей второй жены, накануне восхода зари. Не выйдя еще из сна, девушка увидела над собой склоненную мать, требующую, чтобы дочь немедленно встала, оделась в нарядную одежду и пришла в хижину отца принять от Мохэ в дар мясо убитого им оленя, чтобы успеть приготовить оленину и подать её к завтраку молодому индейцу, признав тем самым его, в соответствии с обычаями народа чероки, своим женихом.