Биби Истон - Рыцарь

Я снова открыла глаза и взглянула на Рыцаря, удивленная этим неожиданно ласковым поведением, но его лицо трудно было назвать ласковым. Челюсти сжаты, глаза зомби сияют почти белым огнем, а рука на моей правом бицепсе снова сжалась так, что мне стало больно.

Спасите! Спасите! Насилуют! Тревога, черт побери! Тревога!

Мои глаза заметались по сторонам в надежде заметить хоть одно знакомое лицо, но мы уже так опоздали на урок, что в коридоре было совершенно пусто. Я не могла вдохнуть, но была уверена, что Рыцарь дышит за нас обоих. Его ноздри раздувались, а моя рука в это время начала пульсировать от недостатка кровоснабжения.

И тут из моего чертова рта без замка вырвались слова: «Я не чувствую руку».

Рыцарь отпустил меня и отступил, моргая, словно очнулся от заклинания. Он открыл рот, будто хотел что-то сказать, и снова закрыл его.

– Ну, я опаздываю, так что… – Я ткнула пальцем в направлении своего шкафчика и сделала осторожный шаг в его сторону. Когда скинхед не пошел за мной, я сделала еще шаг.

– Я… мне нравится твоя прическа, – пробормотал Рыцарь. Это прозвучало как вопрос, как будто бы он не знал, как надо говорить комплименты.

Я выдавила из себя пищащее «спасибо», даже не переведя дыхания, которое сдерживала изо всех сил, а потом повернулась и со всех ног рванула по коридору.

Добежав до своего шкафчика, я вбила туда код, распахнула дверцу, засунула голову внутрь и глубоко задышала.

Может, Джульет права, думала я между глотками спертого, пыльного воздуха. Может, этот Рыцарь и в самом деле проклятый людоед.

– Да ты что! Ты же никогда ее не снимаешь! – отразился мой восторженный визг от арочных сводов нашей двухэтажной школьной столовой.

– А сейчас снял, – сказал Ланс, освещая меня своей улыбкой Принца Эрика из мультика про Русалочку и накрывая мои плечи своей знаменитой черной курткой-толстовкой.

Господи, какой он прекрасный. Мне пришлось закусить щеки, чтобы удержаться от фанатских воплей. И еще мне пришлось тесно-тесно сжать ноги, чтобы приглушить тупую боль, вызванную этой улыбкой. У него были такие ямочки на щеках…

– О, боже! Спасибо, спаси-и-ибо-о-о! Я та-а-а-а-ак заме-е-е-ерзла-а-а-а! – Я продела руки в рукава и прижала к себе мягкую, теплую ткань. Она пахла, как он. Чем-то земным. Мужским. Божественным.

Я пробежала глазами по всем заплаткам и белым надписям, но не стала их перечитывать. Я и так помнила их наизусть. Я присоединялась ко всем радикальным политическим рассылкам (из-за чего мой папа был уверен, что нас взяли на учет в ФБР). Я изучала каждую группу, скупала все их альбомы и могла наизусть выдать слова всех любимых песен Ланса как минимум на трех языках, если бы меня кто-нибудь попросил. Со всеми этими знаниями, полученными мной из одного предмета мужской одежды, я бы могла прочесть университетский курс по панк-культуре.

К несчастью, все это не особо мне нравилось. Втайне я предпочитала слушать музыку по радио, а не на старых виниловых пластинках, где музыка оглушала тебя с ходу. Если уж совсем честно, все эти записи панков казались мне просто визгом и звоном бьющейся посуды. А политически мне были гораздо ближе убеждения моих родителей-хиппи, вроде живи-и-дай-жить другим, а вовсе не анархизм. Но, господи, я так любила моду. А эта толстовка была буквальным воплощением всего лучшего в моде панков.

Я оглядела наш стол и заметила, что все смотрят на меня, открыв рты. Покраснев, я плотнее укуталась в божественную ткань, напевая про себя « Нанни-нанни-буу-бу, Ланса курточка на мне, а вам фигу, фигу вам».

Ланс подтолкнул мой локоть, укрытый толстовкой.

– Эй, крошка.

Я просияла:

– Чего?

Нахмурив брови, он наклонил голову набок, как будто был чем-то озадачен.

– А если я замерзну, можно будет сделать наушники из твоих бедер?

– Ланс! – закричала я и хлопнула его по груди, улыбаясь, как полная дебилка.

Август с Колтоном изо всех сил пытались игнорировать этот происходящий у них на глазах флирт, ну или, по крайней мере, делали вид. Сидя напротив нас, они обсуждали фильм « Пятый элемент» . Колтон громко рассказывал, как он хотел бы трахнуть Миллу Йовович, а Август клевал еду со своего подноса и бубнил, как он любит кино.

Увидев, что я посмотрела на него, Август махнул мне рукой и сказал:

– Классная прическа.

Я знала, что Август хочет снимать кино. Когда мы были маленькими, мы бегали по лесу за сараями и снимали маленькие фильмы старой камерой, которую он нашел в лавке старьевщика. Сценарии, которые он придумывал, всегда кончались тем, что кого-то съедали зомби или все умирали от страшной болезни.

Август был всерьез подвинут на идее собственной смерти. Его мама как-то рассказала мне, что он родился на целых три месяца раньше срока, и первые два года жизни провел в разных больницах. Может, поэтому он и был такой мелкий и болезненный.

Мне так хотелось, чтобы Джульет увидела меня с новой стрижкой и в этой толстовке – это был буквально самый лучший день во всей моей жизни, – но ее, как обычно, не было. Она почти каждый день прогуливала обед, чтобы встречаться с Тони на парковке, а иногда прогуливала школу вообще. В прошлом году она, как и я, была во всех продвинутых классах, – собственно, тогда мы так и подружились, – но теперь она брала только обычные классы среднего уровня и не ходила даже туда.

Чертов Тони.

По столу пронесся звук удара, возвещающий о прибытии Рыцаря. Он всегда швырял свой поднос с совершенно излишней силой и шумом. От этого звука пузырь счастья, вызванный толстовкой, лопнул и испарился.

– Сними к чертям эту мерзость.

Низкий голос Рыцаря разнесся над шумом столовой, как царапина на пластинке. Я, как всегда, среагировала на это, застыв от страха, как дикое животное под взводом курка, и, не моргая, уставилась перед собой.

Блин. Он что, говорит со мной? Может, все-таки не со мной? Может, он говорит с кем-то другим? Может, если я буду сидеть очень, очень тихо, он не заметит меня…

Поскольку из-за паники у меня полностью отключилось боковое зрение, я могла видеть перед собой только Августа, и его темный глаз, не скрытый черной челкой, был полон жалости.

– Ты что, потеряла нюх? Да эта штука вся провоняла дерьмом, Панк.

Черт. Он точно говорит со мной.

Я услышала, как Ланс рядом со мной начал дышать быстрее, и увидела, что он начал сгибать пальцы в кулак, один за другим, нажимая на костяшки большим пальцем так, что они трещали.

А Рыцарь продолжал, добиваясь реакции:

– Ты что, не знаешь, что этот придурок ее никогда не стирает? Боится, что с нее отвалятся все драгоценные значки.

Все прекратили разговаривать и наблюдали за спектаклем, так что ни слова из того, что говорил Рыцарь, не пропало зря. Все они отражались от сводов столовой, как шаги охотника в густом лесу. А я была Бемби. И Ланс был Бемби. И все смотрели на нас.