Бонни Камфорт - Отказ

Лунесс все еще переживала уход Ника, и я согласилась изменить время ее сеансов, чтобы она не встречалась с Ником. Я сочла возможным сказать ей, что без него ей будет только лучше.

Она сообщила мне, что на нее какое-то целебное действие оказывает рис. Лунесс варила его полными кастрюлями и поедала.

Грядущий переворот в жизни Уильяма – уход жены – накладывал на него отпечаток. Растянувшись на диване у меня в кабинете, он тяжело вздыхал.

– Придется продавать дом, – жаловался он. – Мы прожили в нем пятнадцать лет, я так привык ко всем его скрипам и шорохам.

Как и у моей матери, у Ника было страстное желание сделать жизнь предсказуемой. Невозможность достичь этого наполняла его тоской и горечью.

– Я ненавижу жизнь. И когда-нибудь погибну от этого. Я всегда жду самого худшего.

– Но если вы ждете самого худшего, вы чувствуете себя несчастным даже тогда, когда ничего плохого не происходит.

– В пессимизме есть свое преимущество – вы никогда не попадете в дурацкое положение из-за своих идиотских фантазий. Вы никогда не испытываете разочарований, а только иногда приятное чувство удивления, если дела вдруг пойдут хорошо.

– Я рада, что вы находите преимущество в пессимизме, хотя он и причиняет вам массу ненужных страданий.

– Мне нужно обо всем этом хорошенько подумать.

Что ж, из меня получился хороший терапевт. Только один случай причинял мне беспокойство, но, по сравнению с общим количеством пациентов, это было совсем неплохо.

Когда Ник пришел в следующий раз, сначала мне показалось, что он решил продолжить курс терапии.

– Прошлой ночью мне приснилось, что я встретился со Смертью, – начал он. – Я ехал в конном экипаже, а она подсела ко мне, в черном бархатном платье и с черными атласными лентами в волосах. Она улыбнулась, и я подумал, что мне нужно выйти с ней, но на следующей остановке она поднялась и вышла без меня.

Он закрыл глаза и откинул голову.

– Я обычно представлял Смерть прекрасной дамой, которая прискачет ночью на лошади и умчит меня с собой.

– Возможно, что в этой фантазии для вас – соединение со своей родной матерью?

Он широко раскрыл глаза.

– Я на самом деле верю, что соединюсь с ней, когда умру. Она – единственный человек, который когда-либо любил меня.

«И все-таки ты постоянно чувствуешь боль оттого, что она не захотела остаться жить хотя бы ради тебя».

– Мне говорили, что она была очень чувствительна. Не смогла перенести оскорблений отца.

– Возможно, она не видела другого пути.

– Наверное, так.

– А ваша мачеха?

– Она тоже бросила нас, причем до окончательного разрыва делала это несколько раз. Иногда я приходил домой и находил записку, в которой она сообщала, что уходит, но обычно возвращалась через неделю-другую. Она всегда говорила, что скучает без меня, но я ей не верил. Она пила, и ей было не до меня.

– Вы говорили, что чувствовали себя потерянным первые несколько дней без меня, – сказала я в конце сеанса. – Возможно, вы относитесь ко мне так же, как относились к мачехе?

– Вам до нее далеко.

– Что вы имеете в виду?

– Она дурачила отца. Однажды я застал ее в кафе с каким-то парнем. А через несколько дней она ушла навсегда.

– Помните, совсем недавно мы обсуждали, как вам неприятно видеть очередь у моего кабинета?

Он рассмеялся.

– А ведь правильно! Я действительно вас сравниваю, – улыбка сбежала с его лица. – Вот так мысль…

– В чем дело?

Он поправил и без того безупречный галстук, встал, расправил пояс у брюк, потом отвернулся от меня и шагнул к окну.

– Скажем так: она произвела на меня впечатление. Он подгадал так, что эта его реплика пришлась в самый конец сеанса. Собрав вещи и ни слова не говоря, он вышел.

А я опять испытала разочарование.

После нашей вечеринки Валери стала встречаться с администратором больницы. Я ее почти не видела и очень скучала. Как-то я послала ей записку: «Одна из моих пациенток появилась сегодня одетая шиворот навыворот. Ярлыки что надо. Одевается, видимо, у «Сакса». Давай как-нибудь пообедаем вместе? С любовью, до свидания».

Этим же вечером, когда мы с Умберто смотрели новости, она позвонила.

– Мне столько нужно тебе рассказать, – начала Вэл. – Давай пообедаем в пятницу в гриль-баре Страттона.

– Чудесно.

– Как-нибудь надо с ними пообщаться, – сказал Умберто, когда я повесила трубку.

– Если они к тому времени не расстанутся.

Как только мы встретились в пятницу, тут же стали выкладывать друг другу свои новости.

– Гордон в этом разбирается. Конечно, он не великан, но очень чуткий и остроумный. В сексе просто потрясающ. На этой неделе мы занимались любовью у него в кабинете уже три раза.

Я рассмеялась. Если бы только люди знали, что происходит в больницах в кабинетах врачей.

– Ну, а еще что новенького?

– Одного парня положили в психиатрическое отделение, потому что он обратился в скорую помощь с жалобой на то, что кто-то украл у него прямую кишку. Говорит, что это уже не в первый раз, поэтому он знает, что ему нужен тридцать шестой размер, и что их держат в специальном помещении, и не может ли сестра сходить туда и принести ему одну?

– И все это абсолютно серьезно?

– Абсолютно. Самая удивительная мания, какую я встречала. А, за исключением этого, человек совершенно нормальный. Вежливый, смотрит в глаза, сохраняет ориентацию, галлюцинаций нет. Ему ввели торазин, ждут результатов.

– У меня другой случай.

– Судя по выражению твоего лица, ничего хорошего.

– Помнишь того пациента, о котором я тебе рассказывала? Ну тот, который меня беспокоил? Дело усложнилось.

– Почему бы тебе не проконсультироваться с кем-нибудь по поводу его?

– Я уже консультировалась. С Захарией Лейтуэллом. По его мнению, это парень с пограничным состоянием. Но он не похож на других. Он какой-то скользкий. Как будто стараешься удержать в руке ртуть.

– Через месяц я собираюсь на семинар по проблемам больных с пограничным состоянием. Участники будут из Кернберга, Коута, Мастерсона. Почему бы тебе не поехать со мной? Может, это тебе поможет.

Я записала информацию и решила непременно поехать. Я была уверена, что мне необходимо взглянуть на этот случай под каким-то другим углом зрения.

Перед тем как расстаться, Вэл спросила, не хотим ли мы с Умберто пообедать с ней и Гордоном.

– Почему бы нам самим не приготовить обед? – предложил Умберто.

– Не знаю. Стряпня – не самое мое сильное место. Может, пообедать где-нибудь? У «Ханны Суши», например.

– Для меня это будет обед на работе. Почему бы мне не приготовить все дома? Посидим и спокойно поужинаем?

Хотя я и не любила давать обеды, но с Вэл все было по-другому. Ей можно было подать даже кашу из отрубей. Мы пригласили ее и Гордона на субботу.