Алёша Берестнёв - Алечка. Повесть о последней и первой любви

– Прекрасно, ну просто классика. Вы в этой шляпе похожи на античную статую. (Правда, уже со складкой на переносице и с квёлыми подмышками.)

– А что, разве античные статуи ходят в шляпах? – интересуется Алечка.

– Да, действительно! Алечка права.

– Ох, Клара, конечно, статуи в шляпах у нас пока ещё не ходят, ну и что из того, для вас можно и исключение сделать, ведь вам и без шляпы всё к лицу.

– Алексей, а вы комплиментщик.

– Сантхи! Сантхи! – машет Алечка проходящему мимо молодому поджарому тайцу в белом переднике.

– Оу, литл гёрл из вери гуд! [13] О, маленькая девочка, очень хорошо! (английский) – официант с услужливым поклоном подходит к нашему столику и ерошит Алечкины золотые кудряшки, – Ваанлек! Ваанлек! [14] Сладкая малышка! (тайский)

(Алечка польщена, Клара не реагирует, а мне-то что?)

– Сухой закон, вот молодцы. – Показываю тайцу на картинку в меню, написанном по-английски: – Мне вот этот вот салатик овощной, пожалуйста, и суп из морепродуктов.

– Том ям? – уточняет таец, гарцуя талией под восторженным взглядом Алечки.

– Да, том ям, – (откуда-то вдруг зашевелилось и заскребло какой-то кошкой в животе непонятно что, неужели это ревность?!). – Ну и на второе, что тут есть из мяса? – очень спокойно обращаюсь к Кларе.

– Курица только, – мой старший гид смотрит прямо в глаза, – про баранину и свинину здесь вообще даже и не слышали. Бывает говядина, но не всегда и не везде.

– Ну, тогда курицу вот эту, гриль, половинку. Вот эту, – тыкаю пальцем для тайца в глянцевую картинку, – чиккен, чиккен [15] Курица ( английский ). . А сок манго есть?

– Сейчас не сезон, – Клара сдвигает мою шляпу на затылок, – берите ананасовый или лимонный.

– Со льдом?

– Конечно.

– И мне ананасовый и пирожное, – смело поднимает мордашку наша куколка и улыбается тайцу. – Сантхи, эс фо ми, гив ми зе кекс анд ананас джюс плиз, бат вызаут айс [16] Что касается меня, дайте мне пирожное и ананасовый сок, пожалуйста, но безо льда ( английский ). .

– Оу, литл гёрл из вери гуд! – берёт её за щёчку . – Ваанлек! Ваанлек! (Берёт за щёчку! Пижон подносный! Пальцами своими…)

– Вы меня очень расстроили, Алексей, когда собрались в гостиницу перебираться.

– Да я, Клара, жары боюсь. Прямо от неё подыхаю всегда. А без кондиционера как? Жара хуже холода. От холода можно утеплиться, оттопиться, а от жары как? Только кондиционер. Ну ладно, не будем об этом.

(Совсем не об этом. И чего это меня так задело вдруг, как он её за щёчку? «Ваанлек. Ваанлек», «вери гуд литл гёрл».)

– Я тоже прошла большой путь, Алексей, – Клара снимает мою шляпу, поправляет причёску и становится серьёзной. – Занималась бизнесом, работала в Македонии. По-разному бывало, иногда вплоть до суицида. – Глубокий застывающий взгляд останавливается и гипнотизирует. – Но теперь вот я здесь, и всё наладилось, всё хорошо.

(Да, есть в ней что-то античное, но не от кариатиды, а скорее от горгоны Медузы.)

– Всё хорошо сейчас, Клара, – осторожно касаюсь её руки, – всё хорошо.

– И что это я вдруг так с вами разоткровенничалась? – Шляпа мушкетёра как котёнок лежит на её коленях. – Посвятите уж тогда и вы меня в ваш секрет.

(Всем нравится моя шляпа.)

– В какой секрет?

– Почему вы так долго в море не входили?

– Какие тут секреты, Клара. Давайте лучше перейдём на «ты».

– Давай.

– Я открывал свой новый океан, как Васька из Бальбоа пятьсот лет тому назад. Ждал, чтобы океан ко мне сам пришёл, а не я к нему.

– А зачем?

– Хочу быть безбрежнее океана.

Симпатичная маленькая ящерка притаилась на потолочном своде. Раскинулся на тахте, поверх покрывала, наблюдаю. Хорошо, что здесь гекконы по потолку бегают, зато и комаров нет, они их всех переловили.

А что такое тяжесть? Гравитация?

А в комнате всё-таки жарко. В гостинице был бы кондиционер.

Как он её за щёчку: «Ваанлек. Ваанлек». А мне-то что?

Тук-тук.

Кого ещё там несёт? Полежать не дадут. – Входите, открыто.

– Извини, что беспокою, – хозяйка, – ну как устроился?

Просовывается в дверь вежливая.

– Да хорошо всё.

– Душновато тут, что вентиляцию не включишь? – Клара уже в комнате и переминается надо мной в шортиках.

Принципиально не меняю расслабленной позы на своём арендованном ложе под испытующим взглядом вечерней визитёрши.

– Да я не знаю, эта кнопочка, что пропеллер включает, – тыкаю в неё пальцем, – не слушается чего-то.

– Не слушается? Почему? Она исправна, – Клара тянется через тахту к непослушной кнопке. – Лежи, лежи! – и ложится на меня. – Ну, видишь! Вот и завертелась.

А живот у неё довольно упругий, и сама она ничего.

– Фантастика инженерной мысли, – слегка улыбаюсь, держу руки по швам и не реагирую, как будто так и надо всегда включать вентиляторы.

Застыли. Одна, две секунды…

– Ну, отдыхай, – Клара довольно больно упирается костяшками своего кулачка прямо в поддых и встаёт, – спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – тоже встаю и закрываю за ней дверь.

Надо бы тахту переставить, отодвинуть, что ли, её от стенки?

– Тррынт, тррынт, тррынт, тррынт, – под потолком поскрипывают и крутятся бежевые лопасти.

А где же ящерка? Сбежала! Жаль.

Ласточки-касаточки летают над роскошными вечнозелёными веерами, дразнящими своим безмятежным покачиванием съёжившуюся закоренелую привычку северянина к смиренному ожиданию промозглой стужи, к пожухлым листьям, к скользкой обледенелой тропинке. Холод, вьюга – этим всегда и неумолимо пресекается на исконной земле полуночной всякий разврат цветов, кузнечиков и любой другой полуденной испарины. Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка с весною в сени к нам летит. Прозеваешь, и эти милые создания уже тут как тут, глядишь, уже и гнездо лепят над телескопом или над верстаком. Книги, карты, отвёртки – всё будет замарано птичьим помётом. Эти стрижи и ласточки в России всегда как свои. Ан нет, они и в Индии тоже свои – носятся над обрывом, как ни в чем не бывало. Что им до русских снегов? Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка за летом из сеней летит. Нужно лишь перемахнуть Гималаи.

Маленький жёлтый робот стоит и оценивает обстановку двумя внешними видеокамерами кругового обзора. Наверно, они у него цветные и стерео. Делаю вид, что не замечаю. Шаг, ещё шаг. Ближе, ближе.

Рывок!!! Вдогонку! Несусь по пляжу. Краб улепётывает боком, подпрыгивая на бугорках, как радиоуправляемая игрушка, и ныряет в волну.

Ушёл! Ну и проворная же это штучка! Ладно, сейчас другого поймаю. Их тут хоть завались, вон сколько повылезало.

Опять якобы безразлично прогуливаюсь вдоль самого уреза, перекрывая как бы невзначай путь к отступлению крупному, размером с две ладошки, красавцу, занявшему позицию метрах в двадцати от прибоя. Вот он шевельнулся и опять застыл, не убегает. Прохожу по правому краю.