Джереми Кэмп - Верю в любовь

По этой причине почти год спустя мои родители вышли из программы. Отец устроился ухаживать на дому за детьми, поэтому у нас дома регулярно появлялись не только дети, но и взрослые, нуждавшиеся в помощи и поддержке. Помню пожилую женщину в коляске, которая жила у нас какое-то время. Помню инспектора по делам несовершеннолетних, который звонил родителям и просил взять еще одного мальчика. Пастор не раз просил их позаботиться о людях, которым некуда было пойти.

Пару раз я тоже приводил детей в программу. Они не были моими близкими друзьями, но я знал, что дома у них проблемы и спрашивал родителей, не могут ли они немного пожить с нами.

«Если ты не против разделить с ними комнату», – отвечали мне родители.

Я был не против, и когда их родители согласились на это, у меня появлялись новые соседи.

Мои родители всегда очень волновались о людях, попавших в тяжелую ситуацию – особенно детях и подростках, – и хотели дать им тот стабильный дом, которого большинство из них было лишено. Они делали это, несмотря на наши собственные финансовые проблемы.

Но Бог всегда знал о наших нуждах.

С нами как-то жил один парень, звали его Тодд. Тодд был большим и очень любил поесть. Однажды, открыв холодильник, он увидел, что полки почти пусты.

– Тери, – спросил он мою мать, – а что у нас на ужин?

– Об этом не беспокойся, – ответила она. – Тут есть еда, ты просто ее не видишь.

Тодд странно посмотрел на нее и закрыл холодильник.

Когда пришло время обеда, мама собрала все, что нашла в холодильнике и шкафах. Когда Тодд пришел к столу и увидел, что на нем так много всего, он сразу съел двойную порцию. Он съел все, что мог и вышел из-за стола, удивленный тем, что еды, которой, казалось, было так мало, на самом деле оказалось так много.

Неважно, насколько наша семья привыкла к тому, что Господь печется о нас, каждый случай поражал и радовал нас. Мы поняли, что Он всегда дает нам то, в чем мы по-настоящему нуждаемся.

Моя мать любит рассказывать историю, как кто-то подарил нам полный морозильник печенки. Мы несколько дней питались только ей, и я помню, как мать молилась, прося: «Господи, не будешь ли ты так щедр послать нам в пищу что-нибудь другое?»

Вскоре после этого она прочла во Второзаконии то место, когда Израилю напомнили о том, как Господь не оставил их в пустыне. Они ворчали и жаловались, что Господь вновь и вновь посылает им манну, от которой они устали.

Этим Господь хотел напомнить моей матери: « Я даю вам все, в чем вы нуждаетесь. Я делаю это, чтобы испытать вас, увидеть, что в вашем сердце, чтобы научить вас смирению. И когда вы придете в землю обетованную, не забудьте обо Мне в сердце своем».

Мать поняла, что Господь действительно удовлетворяет наши нужды и что эти нужды отличаются от потребностей среднего американца. Сама она выросла ни в чем не нуждаясь. Ее семья жила в изобилии. Они ездили отдыхать в красивые места и останавливались в хороших отелях. У нас в детстве не было ничего подобного.

Но почти с первого дня, когда моя мама приняла веру, она думала об этих моментах, когда у нас не было даже самого необходимого, задавая себе один и тот же вопрос: «Каково это, быть миссионером?» Она думала о миссионерах и о тех условиях, в которых они сами выбрали жить, чтобы нести Благую Весть тем, кто еще не спасен, и она привыкла смотреть на все окружающее этим взглядом миссионера. До сих пор, когда она слышит, как кто-то описывает суровые, по их мнению, обстоятельства, она будет показывать пальцами знак кавычек и говорить: «Думай об этом как миссионер».

Хотя наш дом был полон разных людей, родители всегда заботились о том, чтобы мы, как их дети, получали все необходимое внимание. Я не помню, чтобы даже задумывался о том, что дети, приходившие в наш дом, были лишены той заботы и внимания, которая была у нас. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что жизнь с детьми с разным опытом помогла мне понять, что, несмотря на то, что у нас не было материальных благ, мы обладали чем-то более важным – родительским вниманием и заботой.

Но несмотря на это, иногда я все-таки принимал неверные решения, реагируя на окружающие обстоятельства.

Когда мне было четыре или пять лет, я открыл Иисусу свое сердце и после рос настоящим церковным ребенком. Но ближе к средней школе и в старших классах я впервые начал сворачивать с этого пути.

Я делал большие успехи в спорте, много тренировался и был в хорошей форме. Когда я подрос достаточно, чтобы играть в групповые игры – в частности, в футбол, – мои спортивные способности помогли добиться в кампусе «крутого» статуса.

Я отправился своей дорогой, пытаясь доказать, что могу делать все, что захочу. Честно, мне не кажется, что я тогда был в стадии бунта, потому что я даже не понимал, против чего протестовать. Я не был зол на родителей. Я не был зол на церковь. Даже при том, что мы были бедны, я не восставал против того, что кто-то назвал бы «системой». Но я думаю, что после того, как я рос в очень скромных условиях, то, что я стал популярным спортсменом в школе, заставило меня захотеть проверить границы возможностей. Дома, как мне казалось, я был лишен тех удовольствий, которым радовались мои друзья, и вот настала моя очередь «повеселиться». Во всяком случае, я не понимал, в какой опасности нахожусь, и хотел, чтобы меня приняли тусовщики.

Внутри меня началась невидимая битва. Я знал, что такое хорошо, и на меня положительно влияли дома и в церкви. Но с другой стороны, мое желание стать «своим» толкало меня в противоположную сторону.

Чтобы удовлетворить эту часть себя, я начал ходить на вечеринки и выпивать. Когда я напивался, то чувствовал себя более смелым и несколько раз едва не влезал в драки. Из-за того, что в классе я был самым сильным, желающих подраться обычно не находилось, поэтому я по умолчанию считался крутым парнем без необходимости это подтверждать. Хотя я и не возражал бы, если кто-то осмелился бросить мне вызов.

Я также пользовался своим статусом и силой, заступаясь за тех, кого травили в школе. Я не особо старался, чтобы меня приняли самые популярные – я не был среди них, и мне было все равно. Но «своим» я все-таки стал; правда, учитывая, что большую часть жизни до этого я был неудачником, я никогда не упускал возможность защитить бедных детей или тех, кого травили и над кем смеялись. Если я видел, как издевались над кем-то, я всегда подходил и велел хулигану остановиться, и обычно все сразу прекращалось, и мне не приходилось прибегать к силе. Хотя я не всегда поступал правильно, желание делать добро во мне не угасало.

Я не повернулся к Богу спиной. Я по-прежнему ходил в церковь и делал разные «церковные вещи». Ведь и в родителях меня восхищала эта черта: их стремление вести себя одинаково в церкви и вне ее стен.