Евгения Луговая - Над серым озером огни. Женевский квартет. Осень

В тщетных попытках устроить личную жизнь, она пару раз сходила на свидание с застенчивым парнем из Туниса. Однако он так странно шепелявил и так настойчиво пытался положить руку ей на коленку в темном зале кинотеатра, что она поспешила прекратить это общение, а потом и вовсе отсела от него на курсах. После этого он так грозно смотрел на нее, будто она, как минимум, отвергла его руку и сердце после десяти лет трепетных отношений.

Ева сдала международный языковой экзамен в мае (ей попался вдохновляющий топик о пылесосах) и обрела полную свободу длиною в месяц. Она решила не распоряжаться ей как-то по-особенному и продолжала жить так же: ходила в кафе с книжкой, ездила на незнакомых автобусах, идущих в поля, смотрела по два фильма подряд, часто звонила маме, каталась по набережной на взятом напрокат голубом велосипеде, распугивая прохожих, сидела у озера, кормя избалованных лебедей остатками булочки. Несмотря на насыщенную культурную программу, невозможно было понять, где начинается один день и заканчивается предыдущий – она привыкла ложиться под утро, а вставать после полудня. Образ жизни, достойный вампира.

Праздность утомляла. Ева не любила долго слоняться без дела – так в ее голове освобождалось слишком много пространства для непрошеных мыслей, для дотошного анализа себя и окружающих, для препарирования каждого своего намерения. Однажды ночью, листая каналы, она наткнулась на французский фильм с Жюльетт Бинош, переживающей трагедию, ведущую к перерождению. Тогда она поняла, насколько многозначительным может быть цвет, его тени и оттенки, что многое может излечить музыка, как и любой другой вид искусства, в ее случае – литература. После этого, когда ее накрывала волна меланхолии, она всегда окрашивала ее в синий, добавляя белые барашки ностальгии – и в потоке свободного времени сложнее было остановить надвигающееся цунами грусти.

Поэтому начало учебного года – пусть даже не такого, как она мечтала – было для нее благом, а не проклятием, сбивающим с истинного пути. Все всегда говорили ей, что университетские годы – самые лучшие, правда, толком не объясняли почему. Возможно, это звон ушедшей юности окрашивал воспоминания в обманчиво розовый цвет. Пришло время проверить это утверждение на практике.

Она окончательно осознала, где находится, когда подошла к стене Реформации 11 11 Памятник из статуй и барельефов и ощутила на себе взгляд каменных изваяний – Кальвина и других трех мужчин, имен которых никто обычно не знал. От статуй веяло чем-то древним, книжным, могущественным – как от университетских романов, которые она так любила. Вдоль стены, по обе стороны от статуи был выгравирован девиз – Post Tenebras Lux. Латынь всегда добавляла словам веса.

– После мрака свет, – внезапно раздалось за ее плечом.

Ева обернулась и увидела светловолосого парня в наглухо застегнутом черном пальто, преступно теплом для такого, почти августовского по температуре дня. Он держал в руке какую-то книгу в темно-синем переплете, но она не успела разглядеть названия.

Она судорожно думала, что бы ему ответить, но он тут же ушел, сдержанно улыбнувшись ей. Она успела разглядеть, как парень скрылся в дверях серого каменного здания, от которого буквально пахло литературой. Пахло тем, что ей здесь учить не предстояло. Тем, о чем ей предстояло забыть, закопавшись в другие бездушные фолианты, проповедующие право, к которому она никогда не чувствовала ни малейшей тяги.

Ни этот сквер, прилегающий к кампусу, ни эта аллея, усыпанная золотистыми листьями, на самом деле не имели отношения к факультету, на котором ей суждено было учиться. Ее пребывание здесь сегодня утром было маленьким спектаклем для одного зрителя. У нее было полчаса в запасе и она решила быстро пройтись по зданию, чтобы с неотвратимой ясностью понять, чего лишилась. Она взбежала по высокой лестнице и толкнула тяжелую дверь. Вошла в гулкий холл, посмотрела на стены цвета горького шоколада, на скрипучие ореховые лестницы, навевающие мысли о школе волшебства. Натертый до блеска паркет пахнул мылом и чистящими средствами с лавандовой отдушкой. В центре коридора стоял каменный бюст, тихо журчал фонтанчик. Даже люди здесь казались другими – одухотворёнными и свободными. Хотя она допускала, что приукрашивает действительность из любви к обобщениям.

Юристы же учились в самом новом и потому самом некрасивом здании в десяти минутах ходьбы отсюда. Ева направилась к нему через слишком огромное для такого маленького города плато площади Планпале, мимо сезонного парка аттракционов, приезжающего в Женеву всего два раза в году, и чувствовала, как с каждой минутой слабеет, отдаляясь от своего места силы. Она хотела быть Эмори Блейном 12 12 Главный герой романа Ф.С Фицджеральда «По эту сторону рая» , прячущимся с книжкой в коричнево-скрипящих университетских коридорах, а стала одной из шестисот букашек, наводнивших огромный зал с уходящими вверх рядами парт для приветственной лекции. «В таком нагромождении лиц и тел совершенно невозможно выделиться, обрести собственный голос» – думала она.

Она решила не проталкиваться поближе, чтобы не тревожить людей и не привлекать к себе излишнего внимания. Огляделась вокруг, рассматривая тех, с кем ей предстояло учиться. Справа переминался с ноги на ногу веснушчатый парень, похожий на гнома, и видно было, что ему тоже не по себе, а с другой стороны щебетала стайка китаянок. Еву смутно нервировал приглушенный гул голосов, зудящий как рой охочих до меда пчел, волны жара и возбуждения, исходящие от незнакомцев, а также то, что никто не пытался с ней познакомиться. Никто ей ничего не должен, но все же…

Она почти никогда не делала этого первой, потому что не знала как, боялась показаться неуместной, навязчивой. Диалог с новым знакомым напоминал ей сложную шахматную партию, все ходы которой надо было продумать заранее, чтобы тебе не поставили шах и мат. Разговор как поединок, как необходимость защищаться от вторжения в личное пространство, миссия доказать, что ты стоишь того, чтобы тратить на тебя время. Первый разговор – почти всегда как не отрепетированная пантомима: разыгрываешь маленький спектакль, бросаясь общепринятыми фразами, стараясь нащупать хотя бы малейшие точки соприкосновения, которые находятся далеко не всегда. А новый знакомый мысленно ставит тебе оценку, как судьи фигуристам после выступления.

– Ты что, глухая? Можно пройти? – грубо спросил какой-то парень в накинутом на голову капюшоне, и от его тона и ощутимого толчка в бок ей захотелось расплакаться, хотя она понимала, что повод ничтожно мал. С таким уровнем стрессоустойчивости выбор профессии, на освоение которой предстоит потратить больше шести лет жизни, казался еще более неразумным. Люди, защищающие права других, должны сначала научиться защищать свои. Есть люди, которые выдержат все, что пошлет им судьба, а других может придавить даже нагадившая на плечо божья коровка.