Миров А.Я. - 0:1 в пользу в(б)реда

Медовая врач оглушила кабинет звонким хохотом. И не сколь громок был её смех, сколь уничижителен. Геля Штерн не помнила, как распрощалась с женихом и его «докторшей». И прощалась ли? Разгадал ли Боренька в её холодном «позвони, что привезти» горячее желание новой встречи?

Сильно-сильно хотелось домой. Только прям сейчас и обязательно сразу: минуя выброшенную мостом лестницу и монотонный переход до спуска, сопровождаемый благоуханием и благозвучием несущихся авто. Особенно мечталось избежать истоптанного людьми подземелья. Сразу оказаться дома. Это же так просто? Лечь на гостевой диван, кровать без Бореньки совершенно не располагала. Не раздеваясь – силы исчерпали себя ещё на этапе «лечь, закрыть глаза и не думать о ней, думая о нём».

Вчера с трудом покрылось коростой дня текущего. В родном училище перестали спрашивать о завмастерском, в ближайшем магазине позабыли удивляться смиренной женщине с непомерными баулами съедобных покупок. Боренька как будто был меньше рад свиданию: его руки обнимали не так долго, его губы целовали только щёку, его голос посоветовал не приходить так часто, потому как «и здесь неплохо кормят».

Её голова согласно кивнула. Её глаза погасила грусть. Её ноги давно должны были лежать на гостевом диване, но ещё даже не добрались до моста. И, вроде, идти совсем недалеко, но то ли медленно шлось, то ли к вечеру навязчиво знакомую дорогу растоптали другие прохожие. Прохожие, что спешили домой в одиночку или под ручку с другими торопыгами. Прохожие, что наверняка сядут пить горячий чай после не менее горячего ужина и перед не такой горячей ванной. Прохожие…. Ангелина Ароновна, задумчиво размахивая опустошенными авоськами, горько выдохнула в отрешённый асфальт.

Шёл третий день жития в Центре Кардиологии, а Александр Александрович пока так и не придумал, как бы прикончить её отчество. Завтрак тщательно переваривался в обед, тот в свою очередь столь же старательно обжёвывался в полдник, и вот уж Ангелина принесла что-то вкусненькое. По крайней мере, завмастерской очень в это верил, ведь здешний буфет ещё на этапе меню безжалостно хоронил голод вместе с чаянием наесть лишние килограммы или хоть сколько-нибудь наесться. В момент уничтожив принесённое, Бордюров как на голгофу плёлся давиться подносимым.

О пропусках принятия пищи и речи не шло – Изабелла твёрдо наказала питаться в буфете. Впрочем, о слове «исключительно» исполнительный Бордюров как-то сразу позабыл. Но это досадная оплошность, а так всё, что было вымазано её медовым голосом, накрепко приклеивалось к памяти. И оттуда стекало в сердце. И даже чуть-чуть перепадало желудку. Становилось так липко нежно и приятно мягко, будто кто-то обронил в чрево полную баночку приторного янтаря. Хотя почему «кто-то»?

Она, единственно она заставляла ликовать душу вопреки изнывающим ожиданиям операции и смывающим голод ароматам буфета. Всякий невзначайный разговор вселял в Александра Александровича прекрасное чувство сытой наполненности. А что с ним творилось во время запланированных бесед?! Правда, то всё в присутствии Ангелины, а с ней Боренька начал жить не вчера, посему её неодобрение полноты и сытости большим сюрпризом не явилось. То же касается и неумения Гели держать себя в интеллигентном свете. Всё ж таки мало числиться в театральном училище, надо ещё и соответствующее Мельпомене нутро иметь.

– Митрофан Митрофанович сказал, что тебе лучше пока побыть здесь, – как можно хладнокровнее произнесла невеста в первый день своего посещения. – Когда операция – пока неизвестно, но я договорилась, он тебя возьмёт. Здорово, правда? – постаралась она подбодрить того, кто уже успел разделить одиночество в палате с баночкой лечо.

– Да, Ангел мой, – скорее по необходимости согласился Бордюров, соскребая рассудок с вымазанного помидорками дна.

– Я думала, тебе этого всего, – Ангелина Ароновна со смехом махнула рукой в сторону варварски опустошенных авосек, – На неделю хватит, а ты уже вон – даже перчики уговорил.

– Долго ли умеючи? – подхватил весёлый настрой Александр Александрович.

– Ладно, завтра всё равно приехать хотела. Что тебе привезти? – устало поинтересовалась невеста, собирая остатки гостинцев.

– Я тебе напишу, – промурлыкал жених, наблюдая, как чудом выжившая пачка кокосового печенья перекочёвывает в тумбочку.

– Проводишь меня?

Бордюров изобразил боевую готовность и, взяв не менее боевую подругу за талию, направил их тандем строго на выход. За шутками собственного приготовления он не сразу разглядел в редкой стайке посетителей, ожидающих лифтовую кабину, её. Изабелла Игоревна, небрежно сжимая смартфон в руках, то будила мобильного бедолагу, то снова заставляла уснуть. С головой погрязнув в юмористических заметках о прошлом, завмастерской очнулся, когда её медовый голос, приправленный строгими нотками, требовательно вопросил:

– Александр, что это у вас вот здесь? – Изабелла Игоревна пристально смотрела Бордюрову в область между первым и вторым подбородками.

– Где? – спохватилась Ангелина Ароновна. – Ах это! Это кетчуп, – пояснила она и, смочив в слюне палец, приступила к ликвидации последствий общения с лечо.

И ведь невеста не просто у всех на глазах истово тёрла пятно, как будто вообще возможно слюной отмыть репутацию. Она ещё и приговаривала что-то на вроде «запачкался» и, кажется, «поросёнок». Самое страшное, что не кажется! Оно ведь так и было. И этот «кетчуп»? Ну почему кетчуп? Разве не прозрачно, что заведующему мастерской театрального училища не можно пачкаться в кетчупе?! Ладно бы икра, и то если чёрная. Мидии, тартар, консоме…. Что там ещё подавали на юбилее у Коромыслова?

– Кетчуп?! – изумила медовые брови Изабелла Игоревна. – Вы что? – в её глазах сверкнула ярость, – Не понимаете, где он лежит? Для вас слово "шунтирование" – это что-то сродни обёртыванию? Вы вообще представляете, насколько серьёзная операция предстоит вашему другу? Чтобы больше никаких кетчупов, майонезов и прочей мещанской дряни! –медово взвизгнула врач и скрылась в кабине прибывшего лифта.

Растоптанной Штерн места уже не нашлось. А она и не искала. Как не нашлось места этому эпизоду в её мыслях. И она и не искала. Видно было, что ей невообразимо совестно. Незаметно стало, что её седая голова кручинится совсем о другом.

На завтра она вновь явилась с полными сумками, но уже без томатов в каком бы то ни было виде. Бордюров, через силу переступая пищевое любопытство, таки повёл любимую на свидание с врачом. Было назначено. Ему. Но и Ангелина пускай послушает: лучше уж она что-то непонятное переспросит, чем он молча не поймёт.

– Три месяца? – воскликнула невеста, пересохшими губами хватая воздух, перетруженными руками хватаясь за сердце.