Алэн Акоб - Забытые орхидеи Монмартра

– Вам принести что-нибудь выпить? Вам плохо? Может, холодной воды подать? – верещал голос официанта.

– Нет, нет, спасибо, уже прошло, – вспоминая, что второй день он не ел ничего, отказался Макс.

– Чем могу быть полезен? – спросил официант, протирая тряпкой соседний столик.

– Немного горячего шоколада и круассан, будьте добры, – и добавил, подумав: – А скажите, любезный, вчера здесь сидела девушка, где-то между десятью и одиннадцатью часами утра, она здесь часто бывает?

– Неужели вы думаете, что возможно запомнить каждого кто заходит сюда, даже если вы официант? – пожимая плечами, ответил он. – Вот вас я первый раз вижу у нас.

– Да, да, конечно, извините. Кстати, я вчера был у вас, – с ноткой сарказма сказал Макс.

– Значит, не заметил, – с сожалением пожимая плечами, ответил официант.

– Вы не расстраивайтесь, вчера здесь работала девушка.

«И всё-таки всё это странно», – подумал Макс, смотря на официанта, который теперь уже что-то говорил шефу вполголоса, а тот смотрел на него, покачивая головой в знак согласия.

Макс был пятым ребёнком в многодетной семье железнодорожника. Отец Бернар Нест неделями не бывал дома, мать еле справлялась по дому – стирать, кормить, поить, следить за детьми, поэтому его детство прошло в полной свободе. Горы, реки, лес, ручьи и овраги порой были его домом и единственной забавой. Он проводил почти всё своё свободное время на природе. Рос смуглым деревенским крепышом с карими глазами, этакий бурдюк с красным, как кровь, вином, готовый в любой момент взорваться на самые отчаянные мальчишеские проказы.

Однажды во время одной из таких прогулок на опушке леса около ручья он случайно наткнулся на художника, который рисовал ручей, заросший камышом, и лежащую на траве обнажённую девушку, за которой подглядывал молодой мушкетёр из-за кустов сирени.

– Нравится? – не оборачиваясь, спросил художник.

– Да, очень.

– А что тебе нравится?

– Речка как настоящая.

– Да, – протянул художник, – а девушка тебе не нравится?

– Нет, – уверенно сказал Макс. – Мушкетёр красивее, особенно шляпа на славу удалась, – с видом знатока добавил он.

– Сара, где ты там? Выходи, ты не нравишься молодому человеку! – неожиданно закричал художник в направлении кустов цветущей бузины.

– Кому это я не нравлюсь здесь! – из раздвинувшихся веток вышла абсолютно обнажённая молодая женщина, очевидно натурщица, только вышедшая из воды. Её длинные волосы, разбросанные по плечам, трепыхались от лёгкого ветерка, на белом роскошном теле с застывшими капельками воды красиво выделялись округлые груди со стекающим ручейками влаги между ними вплоть до лобка, на котором еле виднелся светлый пушок курчавых волос. Его робкий взгляд непроизвольно скользнул к соцветию её ног, заметив, она продолжила.

– Так кому я тут не нравлюсь? – сердито повторила она. – Тебе, что ли? – с ухмылкой.

Макс застыл в оцепенении, его даже затошнило немного от волнения. Натурщица сделала шаг вперёд, взяла его за руку и положила кисть его руки себе на грудь, высунув при этом кончик розового язычка.

– А так нравится? – страстно спросила она, переходя на полушёпот.

Он отдёрнул руку, словно прикоснулся к чему-то горячему. Первый раз перед ним стояла обнажённая женщина, и он не мог отвести от неё глаз – настолько это было красиво, и в то же время им овладел непонятный страх, смущение, беспокойство, паника от незнания, что делать, что сказать, он повернулся, отдёрнул руку и бросился наутёк, ничего не соображая, настолько это всё было для него неожиданным. Ему вдогонку нёсся свист и смех, а он бежал сломя голову наперегонки со своим стыдом.

Дома он забился на чердак среди пыльных книг и журналов, ему стало вдруг стыдно, потом смешно, от руки шёл еле заметный аромат духов, напоминающих фиалку. Он не мыл три дня свою правую руку, даже засыпал, держа её как можно ближе к носу. Именно с тех пор в своих ночных грёзах он стал мечтать о профессии художника, чтобы быть окружённым красотой, женской красотой.

Потом запах прошёл, и он стал постепенно забывать про это забавное приключение, но что-то изменилось в нём с тех пор, он стал по-другому смотреть на женщин.

Каждое лето в деревню прилежала семья богатых парижан, у которых была большая дача недалеко от них, через дорогу напротив, за которой его мать находила время присматривать в течение года. За небольшую мзду она стригла газон, обрезала ветки деревьев, поливала цветы. Люди они были приветливые, никогда социально не дистанцировались с деревенскими, но и особой близости не проявляли. У них была молодая дочь со смазливым лицом и довольно-таки раскрепощёнными манерами. С первого же раза, как она увидела Максима, ещё в детстве, подошла к нему первой, протянула руку с половинкой шоколадки и сказала

– На, бери, ешь, теперь мы будем друзьями, и ты должен делиться со мной всем, что у тебя есть, ты мой друг.

Родители были совсем не против общения их дочери с деревенскими детьми, лишь бы их не беспокоили разными шалостями лишний раз, оставили в покое. Так между ними и завязалась настоящая дружба, они бегали вместе по холмам, поросшим сочной травой для выпаса скота, спускались в овраги, где текла горная речка, смотреть, как из воды выпрыгивает форель в погоне за мальками, кормили любопытных коров цветами с руки, ловили бабочек, быстрых ящериц, пожиравших жужжащих мух с окна. Как-то они спустились вниз по ущелью, к самой речке, которая пересыхала летом, превращаясь в болотце, поросшее камышом и осокой, местами растекаясь посередине небольшим, еле заметным ручейком. Рядом с небольшой насыпью гальки и песка, где рабочие когда-то пытались строить плотину, очевидно ещё до войны, они нашли небольшую пещеру с заброшенными инструментами и разбитыми бутылками. Пару гильз от патронов, память от макизаров, полусгнившую ветошь, ботинок с оторванной подошвой. Она подняла зелёный осколок бутылочного стекла, стёртый от времени, и посмотрела на небо через него. Макс с любопытством за ней наблюдал.

– Возьми другой осколок и сделай как я.

– Ну и что ты там видишь? – почти прикладывая к глазу.

– Зелёное небо.

– Ну и что дальше, оно и голубое неплохо смотрится.

– А то, что когда я уеду и буду скучать по тебе, стану смотреть на зелёное небо и вспоминать тебя, и ты тоже делай, как я.

– А что это даст? – с недоверием.

– Глупый, ты не понимаешь ничего, если мы заскучаем одновременно и будем вместе смотреть на небо, ты здесь, а я даже на краю света, то превратимся в синих птиц и полетим друг другу навстречу. И больше никогда не расстанемся.

– Хорошо, – сказал Максим, пряча осколок в карман. – Пусть будет по-твоему, синяя птица.

Потом целый год с нетерпением он ждал её, смотря время от времени на небо через осколок стекла, так прошло несколько лет.