Алина Лещинер - Как остаться на свете

– Не буду. Пошли гулять, – Зо вскочила со стула с внезапной энергией. – Минуту, я только оденусь!

Он присел на ее стул прямо в куртке и допил кофе одним глотком.

***

– Мне нравится этот дом, – они гуляли вдоль океана и прибой выносил на берег мохнатые темно-зеленые водоросли и ракушки. Из-за тумана горизонт было невозможно разглядеть: вода переходила в небо, а небо в воду.

– Этот? Да. Мне тоже нравится на сваях. Хотя лестница… – он скривился.

– Что – лестница?

– Не люблю лестницы.

– Тебе просто надо похудеть, – рассмеялась Зо, погладив его животик.

– Нет, дело не в этом, мне не нравится сама концепция лестницы: надо перешагивать по плоскостям.

– А мне нравится: жизнь устроена так же.

– Жизнь вообще не об этом.

– А о чем?

– Надо просто быть счастливым.

– Да, но при этом надо двигаться куда-то к своим мечтам, пошагово, по ступенькам вверх.

– Ерунда. Ты в любом случае двигаешься.

– Просто у тебя другой опыт. Тебе, в общем-то, все всегда само шло в руки. Квартира в центре Москвы, гражданство США, лучшая школа города, МГУ – и все по праву рождения, без каких-либо усилий лично с твоей стороны.

– А что в этом плохого?

– Ничего. Это просто ответ на вопрос, почему тебе не нравятся лестницы. Нам с тобой друг друга никогда не понять.

– Не понять? – он схватил ее, притянул к себе и стал покрывать поцелуями, щекотать, – мне никогда не понять мою маленькую Зо?

Она засмеялась, обняла его, извиваясь в тщетных попытках избежать его щекотки.

– Не понять, не понять! – сквозь смех, выкрикивала она – Я тебя ужасно люблю, ты знаешь об этом?

– Знаю, – прошептал он, поцеловав ее в кончик носа. – Но я все равно люблю тебя сильнее.

Они прошли немного молча.

– Ты ведь знаешь, что нам нужен свой дом? – мягко спросила Зо.

– Чем тебе не нравится здесь?

– Это дом твоих родителей, а не наш.

– Это и мой дом тоже. А ты моя жена, значит, он и твой.

– Нет. Никто из нас его не заработал, так что мы не имеем на него ни малейшего права. Нам нужен свой дом.

– На самом деле мне вообще нравятся квартиры: уютно, защищенно, никто не ворвется и ничего оттуда не вынесет.

Зо удивилась.

– Обожаю дома: строишь свой мир на собственной земле, никто не нарушает твои границы топотом, криками, кашлем из-за стены.

– Да ладно, я никогда не слышал соседей.

– А я слышу.

– Ерунда, – со свойственной ему авторитарностью заявил Филипп. – В домах ужасно небезопасно.

– Есть заборы.

– В Америке не ставят заборы.

– Филипп, – Зо посмотрела на него.

– Обещай, просто обещай, что мы поживем немного в квартире, совсем немного.

– Обещаю, – Зо улыбнулась, обняла его.

***

Зо запекла отличный кусок телятины, сварила булгур, сделала салат из помидоров и феты, собрала со всех кроватей и диванов пледы и одеяла и постелила перед камином прямо на полу.

Приняла ванную, втерла в тело ароматное масло – его подарок на Новый Год, подвела глаза и, сбросив халат, забралась под одеяло перед камином.

Он должен был вот-вот прийти с работы.

Она долго выбирала позу, когда, наконец, услышала шаги на крыльце.

– Зо? – ботинки с грохотом полетели на пол. – Как вкусно пахнет!

Он вошел в комнату.

– Зо…

– Да? – она обернулась на него с невинным видом.

– Что это? – он опустился рядом с ней на пол, протянул руки, но в последний момент отдернул, точно не решился коснуться.

– Это дастархан, любимый, – она произнесла это медленно, проникая своим медовым взглядом ему в самую душу.

– Дастар-хан?

– Ближневосточная трапеза на коврах. Горячее в духовке.

– В духовке ли, – задохнулся он, припав к ее губам, накрыв ее собой, погрузившись в драматичный запах ее духов, в жар ее янтарно-шелковой кожи и мягкость ее поцелуев.

***

Камин отбрасывал на стену сиреневую тень решетки.

– Я беременна, – сказала вдруг Зо.

Филипп резко повернул к ней голову.

– Что?

– Я беременна.

– Правда? – он сел. Осторожно положил ей ладонь на живот. – Господи, – его лицо засветилось, – когда ты узнала?

– Сегодня, – улыбнулась Зо.

– Почему сразу не сказала?

– Я собиралась за ужином, а потом не хотела портить момент…

– Глупая, – он поцеловал ее, – как же мы будем счастливы, Зо, ты представляешь себе?

***

Она быстро нашла работу в компании, которая проводила клинические исследования препаратов и медицинского оборудования.

Ей было страшно постоянно. Все коммуникации, вплоть до покупки хлеба, были на другом языке, с людьми, реакции которых она понимала не сразу. Периодически она говорила невпопад, путала в спешке слова и просто чувствовала себя идиоткой. Если бы не Филипп и не беременность, она давно сошла бы с ума. Филипп не давал ей фрустрироваться, а ребенок постоянно напоминал, что весь мир подождет. Постепенно она привыкала: они гуляли, разговаривали часами напролет, ходили в гости, обрастая знакомыми и не очень.

Русская община в Бостоне, как и в любой другой точке мира, была немного своеобразной группой поддержки: землячество здесь было очень сильно, и в итоге его семья общалась исключительно со своими же московскими знакомыми, которые переехали в 1980-1990-х. Людей здесь сплачивали не столько общие трудности, сколько ощущение национального превосходства и хейтинг местного населения, местной еды, системы здравоохранения, аптек, жилищной ренты и т.д. На первый взгляд они совершенно не скучали по Родине. Их ностальгия проявлялась лишь в том, что всем приезжающим родственникам они рассказывали, как тут тяжело и как в России легко и понятно.

Но возвращаться никто не хотел.

Любая свежая кровь была тут на вес золота: новые люди привозили новую Россию, новый язык, новые политические взгляды и новую почву для хейтинга местных порядков.

Зо казалось странным, что они все работали друг у друга, снимали друг у друга жилье, машины, двигались по карьерной лестнице сообща, и, с кем бы ты ни заводил разговор на улице или на работе, все нити так или иначе приводили к какому-нибудь D.F. Sokolov, профессору лаборатории или начальнику департамента по разработке искусственного интеллекта. И теперь Зо была одной из них.

Они с Филиппом сняли маленькую квартиру на углу Вашингтон-стрит.

Это было близко к его лаборатории, где он днями напролет изучал способность клеток делиться вечно. Технологии редактирования генома были на самом пике популярности. Филипп занимался исправлением ошибок в ДНК в рамках программы ЭКО. Геном человека был расшифрован, более того, был полностью сопоставлен с фенотипом, т.е. физическими и психическими признаками. Теперь дело было только в совершенствовании методики вмешательства.

Люди хотели идеальных детей. Если можно было поправить кривой нос, неточную линию рта или близорукость, то почему нет?