Алина Лещинер - Как остаться на свете

Зо погладила живот.

– Если бы все было не так очевидно, мы бы вообще держали это в тайне, – пошутила она.

Мария рассмеялась.

– Ну что Вы, милая моя, у меня самой двое. Первого я родила сама, второй был искусством.

– Искусством? – не поняла Зо.

– Суррогатная мать, – небрежно пояснила Мария. – Я познакомлю Вас! Сева, Тим!

На лестнице появились двое мальчиков, белокурых и голубоглазых. Зо привычно принялась о чем-то лепетать с ними, они посмотрели на нее холодно и отстраненно и быстро ушли наверх.

– У Вас очень красивые дети, – искренне восхитилась Зо. – Их отец, должно быть, тоже красавец.

Мария хихикнула, блеснув холодом серых глаз.

– Не у всех подобные вещи происходят естественно, милая Зоя. Они от доноров.

– Вам очень хорошо их подобрали, – пробормотала Зо совершенно по-идиотски. – Ведь фотографии, насколько я помню, по-прежнему не показывают?

Мария доверительно взяла ее под руку.

– За Ваши деньги Вам покажут, что угодно.

***

– Доктор Зеер сказал, что Вы против генетической модификации эмбрионов, – начала Мария, разложив гостям по тарелкам торт, – мне стало интересно познакомиться с Вами. В наше время мало кто обладает достаточной стойкостью в этих вопросах.

– Что Вы имеете в виду?

– Да бросьте, всё Вы понимаете. Все эти «Let’s make humanity great again». Все хотят идеальных детей: красивых, умных, послушных. Мы – родители будущих гениев. Вы не боитесь, что Ваши дети будут не конкурентоспособны?

– Почему Вы уверены, что Ваши будут непременно гениями?

– Севе шесть и он чемпион по шахматам среди десятилеток. Тим играет на альте, как сам Паганини, только в среду вернулись с его третьего концерта в Карнеги-холле.

Зо пожала плечами.

– Это ничего не говорит о будущем успехе и перспективе. Сколько гениальных детей вырастает и смешивается с толпой.

– Да, но не дети с генетически детерминированными талантами.

– Для того, чтобы разрешить Ваш вопрос, как раз и нужны перспективные исследования, – вставил Филипп.

– Ну, так давайте войдем в выборки, – Мария откинулась на спинку стула. – Обожаю соревнования. Сравним результаты через двадцать лет.

– Для этого нужны критерии.

– Мы сравниваем уровень успеха или счастья? – уточнила Зо.

– И то, и то, конечно.

– Нужны шкалы, – повторил Филипп.

– Обычные, десятибалльные? – предложила Мария.

– Нет, это сделает исследование субъективным. Нужно что-то нерушимо-независимое.

– Ну, тогда давайте накидаем: топ-позиция в компании, уровень зарплаты, недвижимость, дни отдыха к дням работы, мили путешествий в год.

– Для счастья, – перебила ее Зо, чувствуя, как ребенок пинается у нее внутри, – часы смеха в неделю, количество мечт и исполненных мечт в год, число любимых людей.

– Как Вы это будете считать?

– Через двадцать лет мы что-нибудь придумаем.

– Считаете, что одинокие люди не могут быть счастливыми?

– Не могут.

Филипп спешно проглотил кусок торта.

– Я запишу это все, но с поправкой на критерии счастья через двадцать лет.

Мария кивнула, задумчиво глядя на Зо. Она помнила свою беременность очень хорошо. Помнила это ощущение наливания, округления, наполнения и ненавидела его. Ее не так впечатлили сами роды – было кесарево сечение, – сколько само вынашивание, ощущение беспомощности, слабости и такой сумасшедшей женственности, что ее саму от себя тошнило.

Мария забеременела в 38. До этого почти 20 лет была в фармацевтическом бизнесе, как и ее родители, переехавшие в США в 1980-х и постепенно выкупившие часть акций крупной компании. Она руководила слияниями, разруливала конфликты с FDA 1и вообще чувствовала себя большой бизнесвуман. Ее приглашали на тренинги, она вела Твиттер с вдохновляющими феминистическми цитатами, и вообще верила, что женщинам без мужчин лучше, легче и логичнее. Глядя на своих коллег по бизнесу, ей казалось, что они вечно вносят сумятицу и давят на чувства.

Поэтому когда Мария устала от работы и поняла, что достигла всего, чего она когда-либо хотела, она решила не выйти замуж, а завести ребенка.

Читая много старых книг в детстве, ей всегда казалось, что беременность делает женщину красивее и сильнее. С ней же все случилось наоборот.

Она писала об этом в Твиттере и рассказывала на форумах, куда ее приглашали. Она не призывала ни к чему – просто делилась мыслями и ощущениями с молодежью, которая ничего не знала об этом мире. Это принесло ей очередную волну популярности, и ее книга об одиноком материнстве быстро стала бестселлером.

Мария была одной из первых, кто прибег к генетическому редактированию. Когда она увидела своего ребенка, то поняла, что никогда об этом не пожалеет.

Он был идеальным: большие синие глаза, прямой нос, ротик-бантик, пропорциональное тело, мягкие светлые волосики на голове. Он доставлял ей только радость. Поведение тогда не редактировалось, и было чуть сложнее, чем потом со вторым, но на нем изначально была какая-то разумная печать, не позволявшая ударяться в ребячество.

Ей так понравилось, что она почти сразу решила завести второго, но уже со всеми видами редактирования и суррогатной матерью. Тим был еще совершенней: внешне очень похожий на Севу, он был послушнее, взвешеннее и логичней. Все знакомые и подписчики восхищались ее детьми, и это было самой сытной пищей для ее тщеславия.

***

Обратно Филипп и Зо ехали молча.

– Мне не нравится все это, – сказала она.

– Что тебе не нравится?

– Что это за соревнования?

– Ой, брось, Зо. Будет весело. Никто не собирается вмешиваться в жизни детей, это просто наблюдение.

Зо погладила свой живот.

– Ну? – спросил Филипп. – Кто хорошая жена? Кто помог мужу получить финансирование?

Зо радостно улыбнулась.

– А ничего, что твой проект будет финансировать фармкомпания?

– А что?

– Ну, они же снабжают вас реактивами, это реклама и рынок…

– Это не единственный наш спонсор. Они нужны нам как раз из-за реактивов, как ты говоришь.

– Хорошо, – Зо сжала его руку.

– Слышала, что происходит в России?

– Да,– она отвернулась к окну, – я так хотела поехать туда, когда истечет этот двухлетний срок после получения визы, когда нельзя выезжать из страны.

– А что теперь мешает?

– Ну как, – Зо посмотрела на него, – признание верховенства российского законодательства над международным очень плохо пахнет.

– В смысле? Это очень правильно.

– Что? – опешила Зо.

– Международное право вообще никому нафиг не нужно. Его все равно никто не соблюдает.

– Что ты такое вообще говоришь? На нем завязаны все экономические, образовательные, экологические связи.

– Ничего на нем не завязано, все и так бы работало.

– Это демагогия. Приведи примеры, когда международное право было нарушено.