К. Шаталова - История одной женщины

Когда в наш дом пришли из комендатуры у всех был шок.

– Ваш сын сбежал из части и его ждет военный трибунал. – Вы должны сказать, где мы можем его найти. Маме пришлось сказать сотруднику комендатуры, где и когда можно будет найти Александра. Это было не сложно, потому что именно в эти выходные у него должна была состояться свадьба.

Она попросила ещё об одном, очаровав своей красотой пришедшего с повесткой военного.

– Прошу вас, заберите его, пожалуйста, до церемонии бракосочетания. Не нужно ему жениться на той девушке.

– Сделаю всё от меня зависящее, – улыбаясь, мурлыкал военный, попивая чай на маминой кухне и заедая тёплым домашним печеньем.

Но что-то пошло не так, и просьба мамы выполнена не была. Двадцать четвертого августа после завершения процесса бракосочетания Александра прямо из ЗАГСа вывели под руки двое военных и отвезли в военную комендатуру для выяснения обстоятельств.

Его осудили и дали самую высокую меру наказания – два года в дисбате, наказание это было ещё и за то, что опозорил своего дедушку-генерала, тогда такое не прощалось.

Галя за это время ни разу к нему не приехала и даже не писала. Мама ездила к Александру каждые выходные, очаровывала и подкупала всех высших по званию чинов, только бы сын её не страдал.

Брату повезло, те два года, что он пробыл в дисбате, прошли для него вполне себе неплохо, ведь именно там он проявил свои таланты художника. Он рисовал и оформлял все стенгазеты, плакаты и что там ещё было в ведении его батальона.

Помню, как мама, уезжая в очередной раз к брату, оставила меня у дедушки и бабушки. Она нажарила нам котлет на выходные и собирала сумку в дорогу.

Уже в дверях мама услышала звон крышки от кастрюли. Пройдя на кухню, она увидела меня, всю испачканную, с половиной последней котлеты в руке.

Я впервые в жизни увидела в её глазах такую злость, что мне стало страшно. Медленно положив остаток котлеты на стол, вжав голову в плечи, я бочком проскользнула мимо неё и спряталась под столом в комнате бабушки.

Наказание было болезненным. Мама сняла тонкий ремень со своей юбки и больно ударила меня по ноге. О чём она кричала мне в лицо в тот момент, я, естественно, не помню, но помню точно, что она рыдала. Сейчас я понимаю, что она чувствовала в тот момент: безысходность, душевную боль, страх и неуверенность в положительном исходе происходящей череды событий.

Бабушка лежала без движения, дедушка пил, а я была маленькой девчонкой, которую она оставляла фактически совсем одну. Эти несчастные котлеты она готовила впопыхах уже после работы, чтобы в субботу и воскресенье нам всем было что есть.

Когда вся ситуация разрешилась, с жуткими финансовыми тратами на адвокатов и поездки к Александру, началась новая череда неприятностей.

Бабушке с каждым днём становилось всё хуже, а дедушка стал пить ещё больше.

Помню, как мама нередко забирала его из вытрезвителя, а иногда подбирала у дома, грязного, обессиленного, не нашедшего сил дойти до дома. Еще помню, как она не могла найти дедушку больше суток и на нервной почве перемыла в квартире все окна, плинтусы, а также все микроскопические пятнышки жира с плитки. Потом он пришёл, уже немного протрезвевший и виноватый, так как знал, что мама сильно нервничала.

Оказалось, что он уехал к своей бывшей любовнице и там остался на целые сутки.

Галина Григорьевна – так её звали – не смогла дозвониться маме из-за проблем с домашним телефоном, а до таксофона дойти не догадалась, а может, и не захотела. Эта женщина была в жизни дедушки очень много лет и любила его беззаветно. Она всегда помнила, что дедушка не уйдёт из семьи, и принимала его условия. Бабушка болела долгие годы и была мудрой женщиной, чтобы понимать – мужчина нуждается в женской любви и ласке, которую она ему дать не могла.

Она была не единственной женщиной, любившей дедушку всю жизнь, но та не смирилась с его семьёй. Томочка – так её все называли. Как только дедушка женился на бабушке, Томочка тоже не стала долго засиживаться и вышла замуж за военного, с которым из Москвы переехала в Оренбург, где прожила до смерти мужа долгих сорок лет.

После расставания с моим отцом у мамы ещё было много мужчин, но она никогда не допускала их близко в нашу с ней жизнь.

Я долго спала с ней в кровати, и нежность её рук, обнимающих меня, запечатлелась в памяти на всю жизнь. Мы спали с ней в позе «ложки», так мы с ней её называли. Я принимала позу эмбриона, а она обнимала меня сзади.

Выходных я всегда ждала с нетерпением, это было то время, когда мама принадлежала только мне. В эти дни она обязательно что-нибудь пекла. А я сидела на маленьком диванчике, который находился на кухне, и наблюдала за ней. Это была наша первая традиция.

Один раз в месяц мы с мамой ездили на Старый Арбат. У нас был проложен свой маршрут, проверенный и очень интересный. Это была наша вторая традиция.

Старый Арбат всегда был наполнен множеством художников: кто-то выставлял свои картины на продажу, другие же рисовали портреты и весёлые шаржи. В самом центре улицы стояли столы, уставленные матрёшками, деревянными игрушками, ушанками со звездой – все они были окружены туристами и местными ребятишками.

Свой поход по Арбату мы начинали с кафе «У фотографа», там мама брала себе кофе, а мне полную креманку взбитых сливок с клубникой.

Затем мы шли по улице медленно, не торопясь, слушая выступление уличных музыкантов и разглядывая картины и иностранных туристов, глазеющих на матрёшек и готовых потратить свои доллары на всякие безделушки.

В самом центре Арбата находился грузинский ресторан, помню, что он был где-то внизу, как в подвале. Там мы покупали очень вкусные хачапури и продолжали свой путь дальше. В конце улицы располагалась чайная, там мы, уже уставшие от долгих прогулок, задерживались подольше.

Мы садились за столик у самого окна и молча сидели, наблюдая за такими же зеваками, как мы. Мама заказывала нам очень вкусный чай и миндальные пирожные. В середине пирожного был маленький кружочек из песочного теста. Я, кстати, такие ела только там.

Домой мы возвращались уставшие, счастливые и с маленькой картиной от местного художника.

В одну из суббот, возвращаясь с прогулки уставшими, но наполненными невероятно счастливыми эмоциями, мы узнали, что бабушка умерла. Я помню этот день в деталях. В тот день я выглядела как конфетка и от этого была ещё счастливее. Мама сшила мне очень красивую меховую шубку – длинную, нежно-голубого цвета, и одолжила шапку, белую с широкой косичкой на боку. Мне тогда показалось, что красивее нет девочки на всём белом свете, и все туристы просто не могли отвести от меня глаз.