Гарольд Карлтон - Ярлыки

— Она дала мне старт в этом бизнесе. Я ей многим обязана. И теперь, когда она в беде, я никому не позволю бить ее, и меньше всего тебе! Почему ты считаешь, что ты лучше своей матери? По крайней мере она жила! А что ты сделала, кроме того, что скрывалась от мира и хандрила?

Майя покачала головой, взглянув на обрывки своего платья.

— Это было новое платье Зандры Родес! — вдруг сказала она.

Маккензи взглянула на оторванные куски ткани с вышивкой и заметила:

— Так оно выглядит лучше…

Дэвид, держа Майю за руку, наблюдал за ней. Он никогда еще не видел ее такой прекрасной. Лицо ее пылало, растрепанные волосы придавали какую-то особую сексуальность ее обычно застенчивому облику. Тем временем Уэйленд незаметно и быстро увел Корал.

— На самом деле ты просто сама хотела получить эту награду, — сказала Майя в наступившей тишине. — И не можешь пережить, что ее получила я.

— Это неправда! — вскричала Маккензи. — Я пришла сюда, чтобы поздравить тебя! Я думала, что мы снова станем друзьями. Я не ожидала увидеть, как ты бьешь свою бедную, беззащитную…

— О! Эта бедная, беззащитная женщина — убийца! — выпалила Майя. — Она могла на всю жизнь изувечить Донну Брукс. Она эмоционально искалечила меня! Она причинила столько неприятностей и разбила столько сердец, что сама этого не стоит! Что же касается награды — вот! — Она подняла бронзовую статуэтку с пола и сунула ее Маккензи. — Я не хочу ее! Она ничего не значит для меня! Она твоя — прими поздравления!

Маккензи, потеряв дар речи, держала в руке статуэтку, а Эд приблизился к Майе, чтобы сказать что-то. Но Майя вырвала свою ладонь из руки Дэвида и бросилась прочь. Она промчалась по ярко освещенному коридору к маленьким кабинетам, превращенным на этот вечер в комнаты для переодевания.

— Майя! — крикнул ей вслед Дэвид.

— Я опаздываю! — бросила она на ходу через плечо. — Я должна как можно быстрее убраться отсюда!

Она вошла в костюмерную и, быстро закрыв за собой дверь, заперла ее на задвижку. У нее уже не было времени переодеться в джинсы, рубашку и куртку, которые она приготовила в дорогу. Все ее тело болело после драки, а на лице отчетливо отпечаталась пятерня. Она быстро плеснула холодной водой на горящую щеку, набросила на свое разорванное платье пальто и схватила чемодан.

Дэвид и Уэйленд стояли за дверью, когда она открыла ее.

— С тобой все в порядке? — спросил Уйэленд. — Может быть, позвать врача? Ничего себе, такие штучки, я никогда…

— Майя? — спросил Дэвид с озабоченным выражением лица. — Могу я чем-нибудь помочь?

Она покачала головой и с улыбкой прошла мимо них к лифту. Они оба обратили внимание на ее чемодан.

— Куда ты едешь?

— А как же прием? Она обернулась.

— Послушайте, мне очень жаль, что так получилось, но я сегодня улетаю в Париж. Меня ждет Филипп. Мы теперь будем вместе навсегда! — Лицо Дэвида исказилось. — Не смотри на меня так! — закричала она. — Я никогда тебе ничего не обещала, Дэвид. Ты всегда знал, что я люблю его. Я всегда его любила!

— Майя, но ты уверена… Уэйленд произнес:

— Не могу поверить, что ты действительно уходишь к… Она вошла в кабину и повернулась к ним лицом, в глазах ее светилась радость.

— Я никогда в жизни не была так в чем-либо уверена! — сказала она, но тут закрылись двери, скрыв от нее их обескураженные физиономии. — Прощайте! — крикнула она.

На улице лимузин, который она заказала на вечер, поджидал ее на углу Тридцать четвертой улицы. Она сразу же направилась в аэропорт Кеннеди. Перед отлетом она все же успела позвонить Филиппу.

— Боже, как я устала! — Маккензи сбросила туфли прямо в автомобиле, пробирающемся по Тридцать четвертой улице.

Прием по случаю вручения наград довольно тихо завершился к одиннадцати часам. Она посмотрела на Эда и вздохнула.

— Во всяком случае, из-за того, что я слегка попортила ей ее дурацкую прическу, немного отшлепала и покаталась с ней по полу, весь вечер пошел наперекосяк, — сказала она, глядя на него широко открытыми невинными глазами.

Эд укоризненно посмотрел на нее, качая головой.

— Леди Брайерли? — спросил он. — Тебе бы надо заниматься женской борьбой! А она, бедняжка! Когда мы с Дэвидом вбежали, мы просто не могли поверить своим глазам! Две дамы, самые известные модельеры Америки, выясняют отношения кулаками!

— Она сама виновата, — задумчиво проговорила Маккензи. Она задрала ноги и положила их ему на колени, шевеля пальцами. — Не выношу этих жеманниц, тоже мне недотрога! Она поехала в Париж на встречу со своей «единственной любовью»! Ха! Ей просто нужно, чтобы ее как следует потрахали! Она, конечно, сначала малость перепугается, и кто его там знает, что будет в Париже! Она даже не сказала мне «спасибо» за то, что я убедила ее поехать!

Эд откинулся назад, закрыв глаза, машина свернула на Мэдисон. Маккензи провела пальцем ему по лбу, затем по носу и, наконец, по губам. Он открыл рот и слегка прикусил ее пальчики.

— Эта бедняжка Корал Стэнтон, — продолжала она. — Думаю, мне стоит дать ей работу в «Голд!», но это не вполне соответствует ее стилю. Возможно, если мне удастся наладить кашемировую линию…

Он наклонился вперед и поцеловал ее, не давая говорить.

— Не хочешь пригласить меня к себе что-нибудь выпить? — спросил он.

Маккензи вспомнила о раскрытом чемодане, стоящем возле кровати, который она не успела уложить. Ей не хотелось, чтобы Эд узнал, что завтра она улетает в Лос-Анджелес; он может попытаться помешать ей.

— У меня завтра деловой завтрак в восемь! — солгала она. — Мне необходимо произвести впечатление на приезжих покупателей. И я должна выспаться, чтобы отлично выглядеть. Я позвоню тебе позже, малыш.

Она высадила его возле его дома и нежно поцеловала на прощание. Он еще не подозревал об этом, но этого поцелуя ему должно было хватить довольно надолго.

— Уверяю тебя, со мной все в порядке, Колин, — Корал задержала его руку, прощаясь у дверей своей квартиры.

— И ты поедешь со мной на этой неделе в Прованс? Благодаря Уйэленду, у меня есть билет и для тебя.

Она устало улыбнулась. События сегодняшнего дня сильно утомили ее. Хотя он и вытащил ее с этого приема довольно рано, вид у нее был измученный.

— Как это мило с его стороны, — сказала она. — Завтра я ему позвоню и поблагодарю. Все вдруг стали такими любезными, Колин… Я на Майю не сержусь. Даже восторгаюсь тем, что она так выросла… Жаль только, что она сказала, что у нее нет работы для меня.

Он смотрел на нее, восхищаясь ею, как всегда. Она держалась с поразительным достоинством. Она была спокойной, уравновешенной, в ней было необыкновенное благородство, как будто стычка с дочерью что-то в ней изменила, заставила что-то понять. Уходя, он поцеловал ее в щеку и сказал: