Карлтон Меллик - Призрачная вагина

Я боялся заниматься сексом со Стейси с тех пор, как обнаружил, что ее влагалище преследует призрак.

Когда мы впервые встретились, я не заметил, что ее вагина была одержима. Казалось, все в порядке. Даже лучше. Это было здорово! По крайней мере, первый год. Но когда мы обручились, и она переехала ко мне, я заметил странные звуки, исходящие от нее, пока она спала.

Сначала я подумал, что это она храпит. Потом я подумал, что где-то в доме остался включенный телевизор. В темноте слышались голоса, шепот, потом смех. Потом плач. Потом вой. Звуки были приглушенными, но, казалось, становились все яснее и яснее с каждой ночью.

— А где же Лиза? — как-то вечером я спросил Стейси.

Она моргнула и проснулась.

— Что?

— Я слышу голоса. Со стен, — сказал я.

— О… — сказала она.

— Я серьезно, — ответил я.

— Это не от стен, — сказала она. — Это исходит от меня.

— От тебя?

— Изнутри меня, — пояснила она, стягивая одеяло и указывая на свою промежность.

Я фыркнул.

— Послушай, — сказала она, притягивая мою голову к себе на колени и прижимая мое ухо к своей вагине.

Это было все равно что слушать океан в волосатой раковине.

— Ты играешь! — воскликнул я. Она хихикнула. Это была шутка.

Но потом я услышал… Голос внутри нее.

Я не мог разобрать слов. Женщина плакала, бормотала что-то на непонятном языке. Потом она закричала мне в ухо, и я выскочил из-под ног Стейси. Моя девушка рассмеялась, прищурив темно-карие глаза.

— Какого черта! — закричал я.

— Я же говорила! — сказала она.

— Что это?

— Призрак, — сказала она.

— Что?!

— Я одержима, — произнесла она, дотрагиваясь до влагалища и улыбаясь.

— Как туда попал призрак?

— Не знаю, — ответила она. — Это было там в течение длительного времени.

— Почему бы тебе не сделать что-нибудь с этим? — спросил я.

— Что я могу сделать?

— Понятия не имею… Позвать священника?

— А что сделает священник? Повесит там крест и изгонит духов?

— Возможно…

— На самом деле, это не так уж важно. Я к этому привыкла.

— Как…

— На самом деле, мне даже нравится.

Я нахмурился, глядя на парусник на стене позади нее.

— Да, — сказала она, положив ноги мне на колени. — У кого еще есть вагина с привидениями? — она расправила куст лобковых волос и раздвинула губы, чтобы рассмотреть его. — Другие мои парни считали, что это сексуально.

Она улыбнулась, и я покачал головой. Мне это показалось отвратительным. Но тот факт, что я боялся ее влагалища, казалось, заводил ее.

После этого она занялась со мной любовью. Для нее это был самый дикий секс в нашей жизни. Она прижимала меня к себе, посасывая мою запекшуюся нижнюю губу, просовывая мой пенис в ее призрачные области и получая удовольствие от ужаса на моем лице. Но для меня это был самый неловкий секс в моей жизни. Клянусь, в ту ночь я чувствовал в ней что-то странное. Призрачное дыхание на кончике моего члена.

Но, мы были безумно влюблены! Я даже не думал оставлять ее из-за ее призрачной вагины. Она значила для меня все. Я любил ее так сильно! (Это означает бесконечно).

Я был поглощен ею с того самого дня, как мы встретились. Мы были незнакомцами, которые каким-то образом заснули в городском автобусе вместе, моя голова лежала у нее на коленях, ее вьющиеся каштановые волосы окутывали меня, как одеяло, горячее дыхание щекотало затылок. Когда мы проснулись, она сказала: «Это было уютно», и я улыбнулся ей. Она была очень высокой, особенно для азиатки. Почти на фут выше меня. С шелковистыми вьющимися волосами и в крошечных овальных очках.

Потом она сказала, что у нее дома есть уютная кровать, если мы хотим продолжать спать. Я согласился. Я думал, она хочет секса. Всю дорогу домой мои глаза блестели, пытаясь спрятать эрекцию под пальто. Но на самом деле ей просто хотелось спать. Было уже поздно. Мы оба работали в смену. Мы вошли в ее квартиру-студию, пол которой был покрыт грязным бельем, и разделись до рубашек, нижнего белья и носков. Она была права. Это определенно была удобная кровать. Это была самая большая и пушистая кровать, в которой я когда-либо был. Всю ночь она прижимала меня к себе, как плюшевого мишку. Мы даже не знали имен друг друга, но это был один из самых приятных моментов, которые я когда-либо проводил с другим человеком.

На следующее утро мы представились друг другу.

— Стив! Я ненавижу это имя! — воскликнула она, вскакивая с кровати и направляясь к кухонному столу. — Я ненавижу его!

Сквозь футболку я видел ее шоколадные соски. Она, должно быть, сняла лифчик ночью.

— Извини, — сказал я.

— Ха-ха! — сказала она, поедая «Лаки Чармс» из коробки.

— Когда ты хочешь сделать это снова? — спросила она меня.

Я пожал плечами.

— Сегодня вечером? — предложила она.

Я кивнул, натягивая штаны.

На пути к двери, она сказала:

— Встретимся в автобусе.

Три недели мы спали в одной постели. У нас не было секса. Мы не целовались. Мы не снимали больше одежды, чем штаны. Мы просто спали.

Разговоры были короткими. Мы не ходили ни на какие свидания. Мы так и не узнали друг друга. Это было просто спальное место. Для нее я был просто игрушечным животным с бьющимся сердцем.

Но в конце концов мы разговорились. Я узнал, что ее любимая еда — фаршированные виноградные листья, а ее любимые фильмы — все русские. Она родилась в Таиланде, но была усыновлена богатой афроамериканской парой еще до того, как научилась ходить, и провела большую часть жизни в престижном пригороде Лос-Анджелеса. Она провела десять лет в университете здесь, в Портленде, получая степени по всем предметам, которые могла получить. Карьера ее не интересовала. Ей просто нравилось учиться новому, и родители платили за все, пока ей не исполнилось тридцать. Вот тогда-то ее и уволили, и ей пришлось бросить учебу, чтобы найти работу. К сожалению, ее ученые степени по философии, истории, русскому языку, антропологии, психологии и гуманитарным наукам были бесполезны на рынке труда, поэтому она работала в одном из хипстерских магазинов одежды в центре города. Именно тогда она решила, что ее настоящей страстью в жизни был дизайн одежды, и с тех пор она копила деньги, чтобы вернуться в колледж.

— Я никогда не ходил в колледж, — сказал я ей.

— Никогда? — спросила она.

— Я пытался стать музыкантом. Я пел и играл на гитаре. Я хотел быть как парень из «Soul Coughing». Но после 10 лет в никуда — я сдался. Толпе я просто не нравился. Ночные клубы перестали приглашать меня на шоу. Я продолжал играть свою музыку в ночь открытого микрофона в Produce Row, но в конце концов ушел. Меня тошнило от отсутствия аплодисментов. Меня тошнило от людей, которые игнорировали меня, разговаривали за своими столами, как будто меня там не было. Это была пустая трата времени.