Гоар Маркосян-Каспер - Пенелопа пускается в путь

– У остготов? Это ведь те, которые… – Пенелопа помолчала минуту, потом осторожно высказалась: – Это они захватили Рим, да?

– Почти. Концом Западной Римской империи считается свержение последнего римского императора Одоакром в 476 году. Он присвоил власть в Италии и удерживал ее почти двадцать лет, потом пришли остготы. С разрешения византийского императора, надо заметить. Ведь византийцы считали себя наследниками Рима, собственно, они были частью той самой великой империи и всячески пытались восстановить ее. Нерсес взял Рим, этим не каждый может похвастать.

– Кроме всяких вандалов, – заметила Пенелопа, но Анук ее демаршем пренебрегла, и она добавила с нарочитой пылкостью: – А ведь свинство! Какого-то Алариха все знают! А наших…

Анук покосилась на нее неодобрительно и как ни в чем не бывало продолжила лекцию:

– Я уже не говорю о том, что Македонская династия, правившая Византией двести лет, была армянского происхождения и опиралась преимущественно на военачальников-армян. Собственно, это была только часть армян-императоров, их там еще целая куча. Жен и матерей я просто опускаю. Правда, императоры эти вели себя не очень красиво, все время воевали с соотечественниками, присоединяя мелкие армянские царства к Византии. Маврикий так вовсе депортировал армян десятками тысяч, в частности, во Фракию…

– Фи! – воскликнула Пенелопа негодующе. – Родькины предьки!

– Чьи предки? – удивился Ник.

– Не предки, а предьки, – уточнила Анук меланхолично, а Пенелопа подумала, насколько же устарела социалистическая действительность, что Ник не в курсе… Родькины предьки были домашним ироническим вариантом напыщенного советского «предатели родины», явившимся на свет, кажется, после побега Годунова или еще кого-то из многочисленных артистов и художников, успешно дезертировавших с социалистической отчизны в свободный мир…

– Вот наша главная беда, – принялась она рассуждать. – Все эти предатели веры и отечества. – Получилось весьма помпезно, что несколько озадачило ее.

– Не только, – сказала Анук. – Следующий Василий из той же династии неистово воевал с болгарским царем Самуилом. Или Самвелом, поскольку тот вроде тоже был армянином. Произросшим, очевидно, из компании, пересаженной во Фракию Маврикием. К сожалению, все эти парни отдавались служению чужим народам и государствам, совершенно забывая о собственном. Я недавно прочитала научно-популярную книжку Азимова, он ведь кроме фантастики, накатал массу просветительских текстов, так он утверждает, что небезызвестный Саладин тоже армянин.

Этого Пенелопа вынести не могла.

– Позор джунглям! – воскликнула она, воздев руки к небу, то есть потолку, а точнее, к люстре, прямо под которой восседала, люстра была из цветного желто-бежево-коричневого стекла, итальянская, и называлась почему-то «Верди»… Собственно, если картошку можно окрестить «Ван-Гогом»… Правда, неизвестно, голландская ли она, но вполне возможно, что да… Странным, однако, образом проявляется патриотизм… Кстати, Анук раньше этим не грешила, застать ее за штудированием «Истории Франции» или разных книжек по античности можно было запросто, но чтоб она увлекалась армянской историей… нет, это что-то новенькое…

– И с каких пор ты изучаешь историю родного государства? – полюбопытствовала она.

– Это особенность эмиграции, – сказал Ник. – Эмигранты бывают двух категорий. Одни, как тот же Мюрат, по словам наполеоновского верного телохранителя Рустама, естественно, армянина и, кстати, предка того самого Ростана, который сочинил небезызвестного, как выражается твоя сестрица, «Сирано де Бержерака», редко вспоминавший родину и отца… это я о Мюрате, – уточнил он, заблудившись, кажется, в собственной фразе, ну и правильно, нечего по-писаному говорить, златоуст несчастный, – стараются вжиться в предложенные обстоятельства, меняя язык, веру и даже имя. А другие становятся патриотами. Твоя сестра пошла вторым путем.

– Перестань болтать, – обиделась Анук, припомнив, несомненно, что патриотизм это последнее прибежище негодяев. – Пенелопа, еще есть будешь?

– Я же не крокодейл, – ответила Пенелопа с достоинством.

– Так я убираю со стола?

– Убирай.

– А слушать будем? – спросил Ник.

Сакраментальный вопрос, который Пенелопе доводилось слышать уже не первый год.

Многоумная Анук ухитрилась найти себе мужа-любителя оперы, что в наше время значительно сложнее, чем откопать где-то по соседству или даже в отдалении мужа-миллионера, ибо последних куда больше, причем попался ей не квазимеломан, из богатеньких буратин, вычитавших в газете, что ходить в оперу престижно, и в первых рядах партера, за безумные деньги то есть, деликатно зевающих, прикрывая рукой рот, а то и разевая оный, пользуясь темнотой, широко и беззастенчиво, как аллигатор или бегемот, нет, натурального маньяка из тех, кто неутомимо собирает записи и ежедневно прослушивает некоторое их количество не напоказ, а при закрытых дверях… К сожалению, Пенелопа последовать ее примеру не могла, несмотря на почти постоянное присутствие в стенах оперного театра, правда, в отношении миллионеров ей ничего не грозило, то ли в Ереване билеты недостаточно дороги, то ли местные богатеи читают не те газеты, и завидев в зале существо противоборствующего пола, можно смело предположить, что это один из последних завалявшихся в каком-то полузакрытом (не в смысле секретности, а в смысле отсутствия финансов) НИИ интеллигентов канувшей в вечность советской эпохи, истинный любитель и даже, возможно, знаток, да вот беда, мужчин в оперу ходит гораздо меньше, чем женщин, к тому же обычно в сопровождении, а вернее, в качестве сопровождающего жены. И поди отними подобное сокровище у бдительной супруги…

– Конечно, будем, – сказала Анук, собирая тарелки. – Или, скорее, будем смотреть, ведь Пенелопа тут…

Пенелопа слегка обиделась.

– Уж не думаете ли вы, – начала она грозно, собираясь закончить фразу придаточным предложением «что я люблю оперу меньше, чем вы», но передумала, да, наверно, чуточку меньше, и это только справедливо, потому что балет она любит больше, и сказала миролюбиво: – что я не люблю оперу?

– Но балет ты любишь больше, – заметила коварная сестрица, складывая на поднос пустые тарелки.

– Дай помогу, – сказала Пенелопа вместо ответа по существу.

– Да ладно, сиди. Ты же гость.

– Ну и что? Любишь кататься, люби и саночки возить.

– Как говорили древние греки, – незамедлительно отозвалась Анук.

– Именно. Любишь кататься, люби и саночки возить, без труда не вынешь и рыбку из пруда, кто рано встает, тому бог подает…

– Это который бог? – полюбопытствовал Ник.

– Посейдон, – мгновенно нашлась Пенелопа. – Кто еще тебе рыбку подаст с утра пораньше?