Владимир Митюк - Грубые будни. Роман из цикла «Пространство холода»

– Это вряд ли, – она серьезно, – не всем понравится. Девчонки знаешь, какие ревнивые. А ты уходишь от ответа. Ладно, согласна, мы будем встречаться, но только когда я захочу. Приеду к тебе, или сюда.

Она уже ставит условия, но меня это лишь забавляет.

На очередном корпоративном вечере, накануне ноябрьских праздников, Алла буквально приклеилась ко мне, всем своим видом давая понять – мол, видите, с кем я, и занята, так что не рассчитывайте. Великолепная актриса, но я мог гордиться и чувствовать завистливые взгляды. Короче, как она и предполагала, недоброжелателей прибавилось, но и хрен с ними. А реноме моё повысится.

Подумал лишь, как некоторые будут радоваться, когда наша связь неизбежно закончится.

***

В тот день, проводив Аллу, я вернулся домой в начале второго, безо всяких приключений и с совершенно холодной головой. Кофе в промежутке между постелью и туалетом, отключение телефонов, спать, никаких проблем. О девчонке почти не думал, и о причинах, приведших меня в её постель, и наоборот, тоже. У меня были свои заботы, посерьезнее. Ведь у меня была ещё одна параллельная жизнь. И я понял, что общение с Аллой меня стимулирует – вот главное отличие от Киры, когда я чувствовал, что из меня вытягивают последние соки.

Могу выспаться, Алла уезжала на праздники вместе с родителями в Финляндию, примерная дочка.

***

Оставив душ и прочее на утро, я заснул спокойно, как младенец.

Три дня прошли как-то быстро, я, на самом деле, отоспался,

Пообщался с Боримиром – он по-прежнему навещал меня – иногда один, иногда – с подружками.

– Ну, а девчонка где? – Про гибель Киры он знал, а про Аллу я ему не рассказывал. – Красивая, не теряйся.

Я догадался – наверное, он видел её после концерта, но деликатно не появился в тот день.

– И откуда тебе известно? – Я решил отшутиться.

А он, совершенно серьёзно:

– У нас свои источники информации, – и, без перерыва, – может и правильно, мало ли что может произойти.

Слова бурундучка меня насторожили, и я решил, что мне, пожалуй, пора перебраться поближе к месту трагедии.

***

После праздников, прошедших весьма условно, утром мне нужно было не на работу, а в местную командировку, на Петроградскую, представлять фирму и участвовать в принятии решений. Признаться в своей неполной компетенции нельзя, и последний день я готовился именно к предстоящему совещанию.

Завершив дела, я решил наведаться на место преступления, благо, это по дороге. Предыдущие посещения не принесли результата, они не могли быть частыми, преступники возвращаются на место преступления, отслеживают интересующихся. Я был уверен, что погибший полковник чего-то не договаривал, или намеренно уводил меня в сторону, дабы не подставить. По его мнению, я мог лишь навредить. В чем-то он был прав, но, раскройся он до конца, возможно, мы бы сейчас вели расследование вместе. Я вздохнул – ну почему достойные люди гибнут первыми? Появился ещё один повод для мести.

И я подумал, что надо на какое-то время поселиться именно здесь, чтобы иметь возможность осмотреть всё. Совершать вечерние обходы, как и на Средней рогатке. Может, удастся что-то почувствовать. Я снял квартиру по объявлению на улице Салтыкова-Щедрина, переименованной обратно в Кирочную. В самом её конце, неподалёку от Дегтярного переулка. Сталинские пятиэтажки, маленькие квартирки с высокими потолками. Квартиры была почти пустой, видимо, её готовили к продаже, и пока сдавали. Я уплатил вперед за полгода, и решил на некоторое время обосноваться. А потом, как знает….

Поделиться своими планами мне было элементарно не с кем, вмешивать Аллу, я уже говорил, значит, подставить ещё одного человека. Я был уверен, что они не остановятся ни перед чем.

***

Переехав Литейный мост, чудом не переименованный, я оказался возле «Чернышевской». С трудом нашёл место для парковки напротив Дворца бракосочетания, осмотрелся и направился по бывшей улице Салтыкова-Щедрина к музею Суворова.

Пешком. Но откуда здесь столько народу? Когда мы регистрировали свой брак, именно – брак, на улице имени признанного нынешней властью террориста, народу было гораздо меньше. Мимо бывшего кинотеатра «Ленинград», ностальгия не мучила, далее – на улицу, опять-таки, переименованную. Чем виноват автор путешествия из Петербурга в Москву – разве что тем, что, в сущности, ничего не изменилось. Мне как-то пришлось проехать по трассе, дела, и я полностью согласен с автором. Разве что гаишники появились.

Я попытался прислушаться к своим ощущениям – ничего. Но каждый шаг приближал меня к роковому месту. Я был слишком заметен ввиду своей неслабой комплекции, посему маскироваться не было смысла. Музей Суворова. Отсюда можно наблюдать тот самый проезд, именуемый Таврической улицей, и поворот. Я постоял напротив закрытого музея, как бы любуясь его великолепной архитектурой, и это правда. И одновременно осматриваясь. Так, что говорил полковник? Я не помню, как называется следующая улица, слава богу, пока что не перегороженная, хотя все дворы заблокированы. Кое-где даже шлагбаумы и милицейские будки. И просто так не войти ни в один подъезд на это намекал полковник, склоняя меня именно к этому варианту. Я нахожу – почти интуитивно – то самое окошко, где притаился снайпер. Новые стеклопакеты, входная дверь с домофоном, кодовым замком и круглосуточным дежурством консьержа. Но что все это может означать?

Я мысленно перенесся в ту самую комнату. Что бы я сделал, будучи на месте снайпера? Но моё воображение было блокировано наплывающими кадрами из растиражированных боевиков. Проникнуть в нужный дом. Если бы шел ремонт, какие проблемы. А так – нейтрализовать консьержа, не обязательно физически, просто сыграть нужную роль, подняться на нужный этаж под видом сантехника, электрика, специалиста по прокладке Интернета. А квартира? Что-то не складывалось. И нужно иметь время для подготовки и ожидания.

Я ещё раз уверился в том, что полковник не договаривал, а СМИ были блокированы или давали только разрешенную информацию. А свидетели? Не может быть такого, чтобы никто не видел человека с кофром, чемоданчиком с инструментом, чехлом для гитары или набора удочек. Народ у нас наблюдательный, только не спешит делиться информацией.

Значит, полковник знал нечто, или вообще всё, и что его нужно было ликвидировать. Я мысленно, в очередной раз, представил схему, нарисованную полковником. По его рассказу выходило, что стреляли под углом не более тридцати – сорока градусов.

Я мысленно провёл прямую линию и оказался на уровне четвёртого этажа. С примерным радиальным углом градусов так тридцать. Если стреляли с другой стороны Таврической. Сидя на лавочке возле музея Суворова, с откупоренной, но я не притронулся, банкой, изображая неизвестно кого – погода – около нуля, под ногами – шуга мокрого снега, благо, подошвы толстые и носки – не замечаю.