Константин Покровский - Исход

Весь вчерашний вечер она прогуляла на улице, не желая снова встречаться с матерью. Тетя Лида говорила, что той опять нужно полежать, имея ввиду душевную болезнь старшей сестры, а дочь была уверена, что вся проблема в беспробудном пьянстве. Когда и где начиналось и заканчивалось то или другое – было уже не понять. Катя была рада, когда из её маленькой семьи она оставалась дома одна и по какой причине так случалось было всё равно. Её больше беспокоило: что можно одеть, как посмотрит тётя Лида, если она придёт к ним покушать и как избежать неудобного общения со сверстниками, чтобы не чувствовать стыда.

Этим утром Катя собиралась в школу дольше обычного. В соседней комнате слышался храп и девочка, не боясь шуметь, перебрала имеющийся гардероб, забывшись от лёгкого волнения и переживания незнакомого, но приятно накатившего чувства: кто-то рано утром оставил на пороге в трёхлитровой стеклянной банке букет полевых цветов! Высоченный, по самый пояс, многослойный куст, пестривший яркими пятнами, удивил девушку. Решая: ошиблись домом или нет, она предпочла остановиться на последнем и для сохранности неожиданного подарка отнесла его за огород, в укромное местечко среди старых яблонь и малины. До школы оставалось время и можно было успеть рассказать о случившемся тёте Лиде.

– Здравствуйте, тёть Лид! – поприветствовала Катя худую, темноволосую и редко улыбающуюся женщину.

– Заходи, – ответила та, указывая на стол. Хозяйка дома ушла во двор и вернулась с тёплым молоком. Подвигая ранней гостье оставшийся с прошлого вечера кусок картофельного пирога, тётя Лида слушала рассказ о цветочном приключении племянницы с лицом равнодушным, не отвлекаясь от процеживаний, мытья, кормления кота.

– Мать дома? Не болеет? – спросила она механически, не глядя на девчонку.

– Не знаю во сколько пришла. Спит. – вздохнувши ответила племянница, поглядывая на парящий у плиты казанок. Только сейчас она поняла, что всё это время и особенно, когда она рассказывала свою историю, сердце её колотилось не так как обычно. Безразличие тётки Катю совершенно не смутило. Она сидела с отстранённой улыбкой, забыв про еду и проживая никогда до этого не посещающие, непривычные мысли: «моё сердце», «оно стучит…». Это странное, нескладное открытие увлекало её сейчас не меньше чем цветочный подарок.

– Ну, беги. Глупости всё это… Скоро мои встанут, кормить надо. –пробубнила тётя, закидывая полотенце на плечо и заглядывая в соседнюю комнату.

– Хорошо. Спасибо, тёть Лид! – улыбаясь ответила Катя и выбежала из дома.

Следующее утро началось с возгласов матери по поводу «травы» на крылечке. Сразу перед дверью, взрываясь молодой ромашкой, стояла туго набитая банка. Катя, взвизгнув от радости, подняла цветы и понесла себе в комнату, проведя там не меньше часа.

Бывая теперь на улице, она всякий раз вглядывалась по сторонам, надеясь найти ответ на вопрос «кто?». За последние несколько дней девушка получила пять таких подарков. Уже не было сомнений, что это – для неё. Таинственный ухажёр был неуловим и постоянен. Приходил ночью, так как вставала Катя караулить ранними утрами, а потом оказывалось, что новый букет уже стоит на своём месте. Значит, заготавливался ещё с вечера, а доставлялся не с улицы, как она думала, а со стороны огородов, где обязательно пришлось бы прокрадываться под окнами. Догадавшись каким путём пользуется неизвестный, избраннице пришлось придумывать как побыстрее вытащить мать из своей комнаты, чтобы из удачно расположенного окна увидеть его.

Собираясь на занятия, Катя обдумывала вариант с уборкой в материнской комнате, который не очень нравился, но уже давно кислыми запахами напрашивался сам собой; тщательно укладывала волосы, подбирая чем их лучше закрепить. В итоге пришлось собрать в привычный, только более аккуратный русый хвост, пропустив его через почти новую резинку чёрного цвета с крупными стразами.

Комната была заставлена цветами. На подоконнике копились разные насекомые, некоторые из которых уже свернули лапки. Первые букеты пора было выбросить, но Катя решила дать им ещё один денёк.

Крутясь перед небольшим настенным зеркалом, девушка перебирала вещи. С гардеробом дела обстояли хуже, чем с причёской. Выбор не просто был невелик: к концу учебного года, как выяснилось теперь, всё заметно поизносилось. Собрав лучшее, Катя обнаружила ещё досаду: оба платья «на выход» не походят, она из них выросла. Оставался комплект из повседневной школьной одежды: пара юбок, кофточек, да бежевая блуза. Посчитав, что блузка и юбка более выигрышны, через некоторое время она бежала на уроки. Сбитые после перемерок волосы пришлось поправлять на ходу.

За несколько дней школьное время превратилось в поиски в потенциальных ухажерах какого-нибудь намёка, задержавшегося взгляда… Катя старательно вслушивалась во все разговоры, попеременно побывала во всех ученических компаниях, даже где её сроду не ждали, смотрели недоумённо, а то и попросту прогоняли. Но никто себя не выдавал.

Последний урок классная оставила для информации о практике, заданиях на лето, ремонте класса, а также о родительских взносах и списке должников по ним, из которого фамилия Кати не выходила уже который раз подряд. Дождавшись кое-как звонка, раскрасневшись от стыда, она выбежала из класса и поспешила домой.

У самой реки, уже почти подойдя к мосту, Кате показалось, что кусты молодого ивняка пошатнулись. Решив, что это какое-то животное, она поспешила перейти на ту сторону. Пройдя половину моста, девушка вдруг увидела на горбатых перилах ярко-жёлтый венок из одуванчиков. «Ах!», – обрадовалась Катя и обернулась назад. «Эй!» – окликнула она, всматриваясь в заросли. Несколько мальчишек спускались к реке, швыряя в неё камешки. Больше никого. Венок оказался таким большим, что его можно было повесить на шею и почти сразу рассыпался в руках. Тот, кто его плёл, похоже, делал это впервые.

2

Виктор не мог жить без реки. Проводя большую часть времени на вдоль-и-поперёк исхоженных берегах, он, может быть, был самым счастливым человеком в своём селе. Почти не разговаривал, всегда появлялся на людях по делу. Высоченная долговязая фигура сразу выдавала Виктора на деревенских улицах. Очень удобный слабоумный: не мешает, не спорит и приносит пользу. Его даже приспособили пастухом и платили. Односельчане настолько привыкли к такому Вите, что при встрече не говорили с ним или обходились общими «здарова» – не оглядывая его, или «как живёшь» – за просто так или ещё «по чём отдашь», если тот чего-то нёс продавать. Ничем больше разговор не продолжали: какой смысл, если ответа всё равно не будет? Разве что дед Ефрем, душа которого простиралась гораздо дальше границ бывшего колхоза, всех больше интересовался делами, здоровьем Виктора и совсем при этом не нуждался в ответах, за него обычно отвечал сам. Деньги же за принесённый улов отдавал всегда, делился снастями.