Александр Кандауров - По направлению к любви

В детстве тебе всегда не хватает воздуха, простора, свободы. Для тебя – теми, кто тебя бережёт – протоптаны безопасные тропинки. Тебе положены пределы, за которые ты вырываешься только в мечтах. Ты страдаешь от осознания своей неполноценности, подчинённости, зависимости.

Не бывает детства, из которого не хотелось бы вырваться. Как не бывает детства, в которое не хотелось бы вернуться. И всю жизнь ты не перестаёшь слышать его звуки как медленно, но неумолимо затухающее эхо.

Ты не то, чтобы ленив, но ужасно не любишь отрываться от чтения, а в доме есть дела, которые кто-то должен делать: помыть полы, натаскать из уличной колонки воды в душ, который представляет собой сколоченный из фанеры сарай с высящимся над ним обтекаемым серебристым дюралевым топливным баком от истребителя. Сходить в военторговский магазин за сахаром или бутылкой хлопкового масла. Зимой – притащить в дом пару вёдер угля из сарая и вытащить противный таз с золой на улицу.

Мама на работе в поликлинике, папа – на полётах, а ты – если ты не в школе и не гоняешь на велике – ты сидишь дома и читаешь, а бабушка идёт на всяческие хитрости, чтобы оторвать тебя от книги и подключить к домашним делам. Сама она всё время что-нибудь готовит в такой тесной кухоньке, что в неё помещается только сама бабушка да её керосинка. Летом там сущий ад. В стены кухоньки папа вбил здоровые гвозди, на них висят сковородки и кастрюли.

Мама устаёт на работе, да и не с её ногами мыть полы на мансарде, где ты живёшь с бабушкой, на крутой лесенке и в двух комнатах первого этажа: в одной находится папина и мамина спальня, в другой прежде была гостиная, а теперь спит Юрка.

«Сашенька, хватит читать, ослепнешь. Давай полы помоем».

«Ну да, опять я буду один мыть, а ты меня подбадривать».

«Воды в душе на донышке, отец придёт с полётов, а помыться негде».

«Да вчера же только натаскал, что же вы всё время моетесь, вы же не шахтёры».

Бабушка подъезжает с другой стороны:

«Сашенька, а мама ведь и не ожидает, она думает, ей самой придётся мучиться. Представляешь, как она, бедная, притащится по жаре, увидит чистый дом, обрадуется…».

Ты представляешь. Со вздохом закрываешь книгу и, уже бодро шагая с вёдрами в руках мимо сараев и душа, потом мимо дома командира полка Полетучего и открытого летнего кинозала и дальше – в сторону колонки, продолжаешь представлять, как всплеснёт руками мама, ах, какой сюрприз!

Притащить надо сначала четыре ведра, вымыть все полы, и водой из последнего пятого окатить наше цементное крыльцо и положить на него мокрую тряпку – ноги вытирать. Остатки – в шиповник.

«Сашенька, а душ? Сразу натаскал бы вёдер десять, чтобы уж потом читать и не отрываться. Она же не нагреется к папиному приходу, как же он в душ пойдёт? Что ж у него, взрослого сына нет?»

Притащить воду из колонки – полбеды, надо ещё по сварной лестнице с ведром залезть на крышу душа и вылить воду в горловину бака.

Тебе десять лет, ты бабушкины игры знаешь, но играть не отказываешься.

«Ну вот, что бы мы без тебя делали? Сейчас я Юрку покормлю и в коляску уложу, а ты уж посиди с ним в беседке, он заснёт, а ты читай на здоровье. А вот и мама! Ирочка, ты посмотри, какая у нас чистота!»

Вы живёте в пяти километрах от города Мары в военном городке, который называется «Мары-2». А в самом Мары на берегу реки Мургаб есть другой городок «Мары-1».

Здесь тоже живут лётчики, техники и папин друг дядя Вася Антонов с женой тётей Люсей, которую дядя Вася почему-то называет «Люсча – саранча», а она дяде Васе всегда отвечает одинаково: «Ах, Вася, ты помнишь наши встречи…» Дядя Вася все встречи помнит, потому что при этих её словах его губы всегда расплываются в улыбке, и глядит он на неё влюблёнными глазами.

У них есть сын Борька, с которым ты дружишь всякий раз, когда вы встречаетесь. А когда не встречаетесь – то и не дружишь.

Встречаетесь вы на праздники, когда все взрослые садятся за стол, выпивают и закусывают, потом поют песни про пилотов, которым, прямо скажем, делать нечего, и они именно от нечего делать приземляются за столом, ну и так далее. Потом приходят соседи и приземляются тут же, или родители сваливают к соседям и приземляются для разнообразия у них, и вообще какое-то время никого дома не застанешь и нигде днём с огнём не найдёшь.

На нас с Борькой никто не обращает внимания, и это замечательно: мы можем отправляться на другой берег Мургаба ловить у пивзавода рыбу или идти в кинотеатр «Родина» смотреть детское кино про приключения или мультфильмы про Маугли или аленький цветочек.

Однажды вы приезжаете к Антоновым сразу же после Нового Года, когда идут каникулы и в кино полно фильмов для детей. Вы с Борькой бродите по берегу Мургаба как неприкаянные: в кассе не дают билеты без денег.

Расчёт тут прост: два билета по десять копеек и два мороженых по пятнадцать. Полтинник делов, да где же его взять?

Вы отправляетесь к родителям, но тех и след простыл: они у кого-то гуляют, и дом пуст. Между тем у тебя в кармане есть три-четыре альчика, которые ты всегда таскаешь с собой подобно тому, как шулер никогда не расстаётся с колодой карт. Даже гуляя по двору или читая, ты вертишь их в руках, тренируя пальцы, которым давно знакома каждая ложбинка и щербинка на отполированном мосле.

Слоняясь, вы с Борькой выходите на берег Мургаба и бродите в тщетной надежде найти оброненные кем-нибудь монетки и отправиться всё-таки в кино. Это рядом, там праздник, там мороженое, там из громкоговорителя доносится музыка, а у входа висит расписание детских сеансов, всё в рисованных шарах и еловых ветках. Короче, «Буратино».

Ты привычно бросаешь в песок альчики, подкручивая для точности, и чтобы вставали, как надо. Мимо идут два туркменских парня – верзилы лет по четырнадцать. Завидев твои манипуляции с костями, останавливаются, любопытствуют со знанием дела:

«Пацан, это у тебя свинчатка? Давай сыграем, ты её ставишь, а мы по два обычных».

Тебя вдруг озаряет: вот же они, деньги! Вот же кино! Эти бедолаги – городские, не гарнизонные, они тебя ещё не знают, не ведают, с кем связались, ты же их – ну прямо здесь и сейчас – без штанов оставишь, даром, что мельче на голову.

Спокойно, главное – спокойно. Чертите прямоугольник, начинаете. Первые десять альчиков они проигрывают очень быстро, и пока ничего не подозревая.

Проиграв ещё двадцать, чешут репу:

«Пацан, вот тебе везёт… У нас с собой мослов больше нет, продай три десятка, будем ещё играть».

Да уж, везёт, думаешь ты, как тут не повезти, когда из кино музыка доносится. Про мороженое вообще молчу.

Ты получаешь тридцать копеек и насовсем. Они – тридцать мослов минут на двадцать упорных схваток, по истечении которых опять оказываются на мели.