Евгений Петров - Оzеро

– А то, – ответил он. – Сегодня вы услышите прощальный авторский концерт, – с внезапно возникшим раздражением сказал он.

– Ну что, коллеги, давайте поднимем за окончание курсов, – сказал Эдуард, взяв пластиковый стакан. – За то, что у нас собралась такая замечательная группа!

– Да, самая творческая, как Лариса Ивановна говорила! – поддержала его Инна.

– Вот-вот, и за то, чтобы через пять лет мы снова встретились этим же составом. Ура!

– Ура! – громко крикнули за столом.

Вставать не стали, выпили сидя. Руки потянулись к закускам, народ задвигался, стараясь как можно быстрее обжиться в новых условиях и в такой экзотической комнате. Мужчин в компании оказалось всего трое, хотя в группе их было около десяти человек. Дамы, может быть, и переживали по этому поводу, но виду не показывали. Да и совсем скоро все стали понимать, насколько они крепко сдружились, и какая была замечательная пора – эти курсы повышения квалификации.

– Девчонки, друзья, мне кажется, что пришло время нам познакомиться! – неожиданно предложил Субботин.

– Что, уже? – игриво произнесла Люба, до этого не одаряя его особым вниманием. И вдруг она вставила в рот пальцы и свистнула так громко, что девчонки завизжали.

– Вот это да-а-а! – опешил Субботин. – Любовь Николаевна, да вы…, нет, у меня слов нет. Я в восхищении!

– А то! – сказала Люба. – Давайте теперь вы, кто что может!

– Действительно, народ, – поддержал Субботин. – Вы сами посудите – на занятиях мы узнали, кто есть кто: кто воспитатель, кто вожатый, а кто и замдиректора, – бросил он взгляд на Любовь Николаевну. – А вот кто мы по жизни? Чем увлекаемся, на что способны, так сказать?

– Ну, это мы на многое способны, – захохотала Инна.

– Да уж, как расскажем, да ещё муж узнает, тогда держись, – вслед ей засмеялась Светлана по прозвищу Шумахер. Девчонки захохотали, обстановка стала ещё более непринуждённой.

– Ну, вот ты, Инна, расскажи нам о себе? – попросил Егор соседку.

Инна, пунцовая от выпитого, духоты и своего фирменного красного пиджака, встала прямо на диван и сказала:

– Я учитель музыки, была когда-то. Кроме школы у меня есть ещё одна работа.

– Так-так, это уже интересно, – воскликнул Эдуард.

– Да, я – тамада, – продолжала Инна, – веду разные мероприятия, свадьбы, корпоративы.

– И петь умеешь? – спросил её Сергей.

Инна развела руки в стороны и громко запела :

– Напилася я пьяна, не дойду я до дома…

За столом вразнобой подхватили песню, и хор выдал такой звук, что Субботин, прижав палец к губам, попросил петь чуть тише. Однако, в дверь постучали. Субботин вышел в коридор, перед ним стояла полная, грудастая женщина.

– Вы здесь хозяин? – спросила она.

– Нет, это комната не моя, – ответил Георгий, невольно заглядываясь на её выдающийся бюст.

– А кто хозяин? Вы не знаете, как его найти? У него задолженность за комнату, а мы не можем с ним связаться.

– Давайте, я завтра поговорю с хозяйкой, и он вам позвонит. Вы, видимо, комендант?

– Да, пожалуйста, пусть позвонит, а то отключим электроэнергию, – сказала она и, развернув своё тело, пошла к лестнице.

Субботин облегчённо вздохнул и вошёл в комнату. Гулянка была в разгаре: было открыто окно, шум за столом превратился в монотонный гул. Но Субботин обратил внимание на другое: Люба сидела, прислонившись спиной к Эдуарду, а он, приобняв её, пытался поцеловать. Она пыталась оттолкнуть его, но он был настойчив. Кровь Егора было вспенилась, он огромным усилием воли сдержался, понимая, что тут все люди чужие, свободные и никаких разборок быть не должно. Тем не менее, Субботин, пытаясь отвлечь старосту, весело произнёс:

– Эдик, ребята! А хотите, я вам спою?

– Давай, Жора, врежь нам цыганочку с выходом! – громко произнёс староста, оставив тщетную попытку сорвать поцелуй.

Георгий глянул на него и, усмехнувшись, сказал:

– Цыганочку, говоришь? Я бы врезал… цыганочку. Да не то место для цыганочки. Я вам спою несколько своих песен.

Он достал из чехла гитару, чуть подстроил, сел и провёл пальцами по струнам:

Развевает ветер сонные деревья,

По асфальту стелет жёлтую листву.

Осень, не старайся, я тебе не верю,

Буду дожидаться новую весну…

Компания чуть притихла, стали слушать песню. Если б Егор смотрел в сторону Любы, то он бы заметил, что она, едва он спел один куплет, села прямо и стала внимательно слушать и смотреть на него. А он продолжал:

Осень, не старайся бередить мне душу,

Я тебя забуду, как её забыл.

Лей дождём холодным, и огонь потушишь,

И пойму, быть может: не люблю, – любил…

Когда он кончил петь, несколько секунд все молчали. Потом, будто спохватившись, Инна воскликнула:

– Ты что нам такие грустные песни поёшь? Давай что-нибудь повеселее!

– Повеселее? – скривился Егор. Его всегда коробило, когда его песни воспринимались как развлекательные. Но тут Инна была права, и он запел про то, как он попал в отшельники, а народ кругом веселился и гулял.

За окном совсем стемнело. Закуски на столе заметно поубавилось. Молодые девчонки с Сергеем уже и в магазин ещё раз сбегали, и принесённая водка снова подходила к концу, но домой никто не уходил. Всем вечер нравился всё больше и больше. Были и песни, и смешные, на грани фола, стишки. Инна успела вздремнуть на диване: сказалось вчерашнее застолье у снохи. Светлана-Шумахер тоже не выдержала такой атаки на организм, отключилась, сидя за столом. Притом спала она с абсолютно прямой спиной и закрытыми глазами.

Егор перебрался, наконец, к Любе, сидел с ней рядом, гладил её колени, пел ей песни. Но предыдущая бессонная ночь на работе, выпитое и пережитое сегодня, давали о себе знать: он уже плохо соображал, что происходит вокруг.

Люба смотрела на него большими глазами и ловила себя на мысли, что хочет его прикосновений, хочет слышать его голос, что ей почему-то становится страшно и грустно оттого, что это их последний вечер.

Наконец люди стали понемногу расходиться, а она всё ещё не решила, что же ей делать – остаться ли с ним – ведь он обещал проводить её – или уйти. Весь вечер около него крутилась Инна, и Люба видела, как он целовался с Инной, причём, на виду у всех. «Нет, раз уж он весь вечер почти не обращал на меня внимания, пусть остаётся с ней», – решила она и пошла собираться домой.

Она вышла с оставшимися гостями в кухню, стала одеваться. Георгий, заметив это, выскочил следом, спросил:

– Любаш, ты уходишь? Не уходи, пожалуйста!

– Нет-нет, мне надо домой, а вы оставайтесь, – тоном, не терпящим возражений, произнесла она, надевая пальто.

Егор хотел что-то ещё сказать, остановить её, но его поразила её решительность и её строгий и уверенный взгляд. Все вышли, дверь закрылась. В комнате остался Егор и Инна, спавшая на диване.