Ольга САТОСОВА - Осталось жить, чтоб вспоминать

Я раскрываю конверт, и на пол падает большая газетная вырезка, сложенная в несколько раз, в которой была напечатана статья о Международном студенческом политическом конкурсе, победителем которого является студент II курса Краснодарского медицинского института из Ливана, Ален.

Снимок на газетном листке, на котором я увидела изображение Алена, словно удар молнии пронзил и обездвижил меня. Я стояла посреди комнаты и не могла пошевелиться, будто была пригвождена к нему.

Серенький, задрав голову, кружился вокруг меня и мяукал толи от голода, толи просясь на руки.

Его жалобное и настойчивое мяуканье вернуло меня к действительности. Вспоминая тот момент спустя 34 года, я до сих пор ощущаю то волнение, охватившее меня, и тот жар, который я почувствовала во всём теле. Вот и сейчас кровь хлынула к лицу, и мои щёки и лицо горят, как на солнце в жаркую, 50-градусную погоду.

В первый момент я на снимке не узнала любимого Алена. Я никогда не видела его с чёрной, аккуратно подстриженной бородкой. Его лицо мне показалось одновременно и родным и чужим. Это был и мой Ален и не мой. Он был не таким, каким я его знала раньше. Что в нём было "не такого", я не понимала.

Весь вечер я читала и перечитывала Иринино письмо и газетную статью про конкурс и об Алене. Из письма Иры я узнала, что она недавно получила несколько часов английского языка на кафедре иностранных языков в медицинском институте, где учился Ален.

Как говорят англичане, "the world is small" («мир мал»), а мы говорим: "Мир тесен".

Снова волной нахлынули тяжёлые воспоминания… Я лежала в постели, смотрела на звёздное небо, чёрным квадратом видневшееся из моего окна, и думала об Алене. Вспоминались почему-то только счастливые встречи с ним и его красивое, весёлое и всегда улыбающееся лицо… а на газетном листочке он был совсем не такой. В моём воображении он всегда был родным, дорогим и любимым человеком. Он был "моим", а теперь на меня смотрел с газетного снимка чужой человек, на меня смотрели чужие глаза.

Душа и сердце разрывались на части от отчаяния, безысходности и невозможности быть рядом с любимым. Душевная боль становилась сильнее и сильнее и перерастала уже в колющую физическую боль сердца.

Как я ни старалась держать себя в руках, всё же переполнявшие меня эмоции взяли верх, и я разрыдалась. За то долгое время, что я сдерживала себя несколько месяцев, "влаги" в моём организме накопилось достаточно много, чтобы сейчас выплеснуться из меня потоком, как через прорвавшуюся заградительную дамбу.

Несколько капель моих горячих слёз попало на ухо Серенькому, свернувшемуся клубочком и спящему у меня на коленях. Он, не просыпаясь, как-то смешно потряс своим правым ухом, чтобы смахнуть слезу, но слёзы продолжали капать… Недоумевающий кот поднял свою сонную мордочку вверх, чтобы посмотреть, откуда капает, ведь раньше сверху, с потолка, в доме, куда его взяли с улицы, никогда не капало. Он принял стойку "сидеть" и уставился на меня своими зелеными глазами, которые в темноте комнаты горели, как 2 изумрудных огонька.

Иногда мне кажется, что животные чувствуют и понимают нас больше, чем мы думаем.

Вот и тогда Серый, как человеческое существо, проникся моими страданиями и, как умел, пытался меня утешить. Он опёрся своими задними лапками о мои колени, вытянулся на длину своего тельца, поставил тёплые белые лапки на мою ключицу и стал слизывать солёные слёзы с моих щёк и подбородка, иногда промяукивая своё тихое "мяу".

Я поняла, что мой котёнок переживает за меня, тоже страдает. Ничего не оставалось, как самой успокоиться и успокоить своего любимца.

Конечно, заснуть в ту ночь я не смогла от переполнявших меня чувств и переживаний.

Хорошо, что это случилось в ночь с субботы на воскресенье, когда не надо было идти на работу в школу.

Я слышала раньше, что у некоторых людей иногда проявлялись какие-то невероятные способности и умения, ранее им не ведомые, после тяжёлых переживаний, после нервных стрессов, после попадания в них "шаровой" молнии.

В моей жизни роль такой "шаровой" молнии сыграло Иринино письмо с фотографией Алена. Я не знаю, что произошло в моём мозгу или в моём сознании, но в какую-то минуту мои мысли стали рифмоваться и принимать форму четверостиший. Я не знаю, кто рифмовал мои мысли, это как-то получалось само собой.

У меня в голове возникали уже готовые четверостишья, которые вертелись в сознании, готовые выплеснуться на бумагу…

Я поняла, что, если я не встану с кровати, не возьму листок бумаги и ручку и не запишу те строчки на бумагу, то они до утра не дадут мне покоя. Под давлением или под напором (уж не знаю и не ведаю, что это было) этих мыслей я встала и записала первое четверостишие, которое уже к тому моменту измучило меня, просясь на бумагу, чтобы принять материальную форму:

Я всё та же, та же,

Только ты уже немного не такой,

И моя любовь к тебе всё та же,

Старая, как жизнь за пять веков.

Я думала, что на этом вдохновение, неизвестно откуда в один миг возникшее во мне, оставит меня в покое, но не тут-то было. В моей голове возникали всё новые и новые четверостишия. Я вставала с постели, чтобы записать эти строки, столько раз, сколько в моём сознании в ту ночь возникали четверостишия. Все они были записаны сразу начистоту, без каких-либо потом изменений и дополнений.

То же чувство, не угасшее с годами,

Только ставшее от горечи сильней,

Та же рана, нанесённая не кинжалом

И с годами ставшая больней.

Тот же голос шепчет мне ночами:

"Глупая! Забудь ты обо всём…

Что ещё быть может между вами,

Если в жизни вам не быть вдвоём?"

Тот же трепет дорогих воспоминаний,

Ч то в моих волнует жилах кровь,

Та же мука безнадёжных ожиданий,

Увы, котор ая уж не верн ёт любовь.

Я всё та же, та же.

Только ты уже немного не такой.

И моя любовь к тебе всё та же,

Старая, как тысячи веков.

Я думала, что меня посетило лирическое вдохновение только в ту памятную для меня ночь, но, к счастью, теперь вдохновение стало моим частым гостем. Не знаю, кого мне больше благодарить – Ирину, снимок Алена в газете или мои переживания, благодаря которым из моего сознания или из моего сердца вышло более 50 стихов, которые я писала на протяжении всей своей жизни и посвящала своему любимому человеку.

На следующий день я попросила учителя по труду в нашей школе сделать мне рамку размером 10 см на 15 см для того, чтобы поместить в неё газетный снимок. Он не только изготовил красивую рамку, но кроме задней картонной стенки ещё вырезал кусочек стекла, чтобы мой снимок был защищён от пыли.