Александр Вовк - Кого выбирает жизнь?

Потому меня опять более всего занимало твоё состояние. Валентина Владимировна к моим расспросам относилась серьезно, но в дебри медицинских подробностей меня не впускала:

– Да что тут скажешь, Александр Федорович? Инфаркт миокарда! И этим всё сказано! Большой и очень запущенный инфаркт. А вы меня так спрашиваете, будто вам интересны наши профессиональные термины! Если хотите, то – пожалуйста! Блокада передней ветви ЛНПГ, Q-изменения в передне-перегородочной области ЛЖ с распространением на верхушечную неопределённого срока давности. Значительные изменения по з. Т. в боковой области ЛЖ. Одиночная желудочная экстрасистолия. ЭОС резко отклонена влево. Ну и как? Этого вам достаточно или продолжить? – улыбалась она, наблюдая безуспешность моих попыток что-то понять. – Потому и говорю, не путайте вы себя этим напрасно! Наступит время выписки, тогда я всё подробнейшим образом опишу и вам лично выписку вручу! Будете лет через пятьдесят читать это со своей милой супругой, и посмеиваться, вспоминая давно пережитое!

Я действительно укрепился в мысли о благополучном исходе нашей с тобой болезни и под напором твоего беспокойства обо мне, через несколько дней стал уже во второй половине дня оставлять тебя на попечение медперсонала, чтобы как-то поправить свои собственные дела. Хотя бы отоспаться, хотя бы что-то приготовить съестного, ибо моя хроническая язва за последние дни стала меня особенно донимать.

Более тяжело стало, когда я вышел на работу, поскольку ежедневно продолжал прибегать к тебе, чтобы покормить, успокоить, просто посидеть рядом. Занятия в университете отнимали почти весь день и сильно ломали мои планы по времени, ведь четкого рабочего дня у меня нет, всё определяет студенческое расписание. Пытаясь успеть везде и всюду, измученный тяжелым для меня ритмом и больным желудком, я стал во всех делах притормаживать, а потом и вовсе почувствовал, что вот-вот не выдержу этой дьявольской гонки по большому кругу.

В итоге так оно и случилось. На одной из лекций мне сделалось дурно. Всё вокруг меня принялось вращаться по часовой стрелке, будто помещенное на огромный вертящийся круг. Поплыла любимая мною лекционная аудитория, выполненная амфитеатром, поплыли ее сверхвысокие окна, и студенты, сверкающие пятнами изумленных лиц… Инстинктивно я устремился за ними, но никто и ничто в реальности не кружилось, потому я наклонялся и наклонялся в сторону, пока не оказался на полу. Но головокружение не прекратилось, лишь потемнело в глазах и…

Всё правильно! Острое нарушение мозгового кровообращения! Инсульт!

Спасибо моим прекрасным студентам! Они не только не растерялись, не только немедленно вызвали «Скорую», но и догадались позвонить своим знакомым, обучающимся в нашем же университете, на медицинском факультете. Потому, прежде чем студенческая инициативная группа дождалась у входа городскую «Скорую», меня плотно взяли в оборот свои будущие кардиологи и неврологи. Моё «Спасибо» им всем за то, что не упустили случая на мне попрактиковаться!

Вот так с тяжелым инсультом, практически потеряв ориентацию в пространстве и то, что называется сознанием, я очутился на больничной койке. Жаль, что не в твоей больнице. Еще более обидно, что утратив работоспособность, я не мог помогать тебе. Правда, сам я, когда приключился этот паршивый инсульт, ни о чем не мог не только сожалеть, но и элементарно держаться на ногах. Говорят, врачи в приемном отделении сразу оценили моё состояние как безнадежное. «Ну, вот! Еще один бедолага!» – пожалел меня кто-то из них.

Таким оказалось продолжение моей личной истории после столь значительных для нас с тобой событий. Но и их продолжение стало лишь началом совсем иной, почти неизвестной нам до сих пор жизни, тесно завязанной на современную псевдомедицину! Да, очень многое ждало нас впереди.

Врачи, поставив мне диагноз «ишемический инсульт», по основным симптомам находили его весьма нетипичным, потому и стандартное лечение, рассчитанное на типичность инсульта, в моём случае оказалось неприцельным. Оно не воздействовало на болезнь, как желательно, сильно и точно, а, скорее, как придется, наугад. Из-за существенной неопределенности диагноза лечение не ориентировалось на выздоровление, а пробиралось к возможному финалу на ощупь, не зная, что из этого выйдет. По крайней мере, оно било не по самой болезни, а так – вообще, пальцем в небо!

Но и такое лечение меня как-то поддерживало, как-то укрепляло, что-то во мне разжижало и насыщало, чему-то способствовало и прочее… Хотя, – не более того! Потому важнее оказалось то, что я сам изо всех сил боролся, не впуская в себя даже тень сомнения, будто не смогу подняться. Именно такой моей позиции в совокупности с оговоренным лечением и оказалось достаточно, чтобы я остался среди живых.

Теперь с усмешкой вспоминаю, как иной раз приходилось слышать изумленное: «Вы знаете! Он не умер, лишь потому, что очень хотел жить!» В это я вполне верю! Но в таких словах совершенно не учитывается самое главное – для чего этот «он» хотел жить? А это совсем не однозначно! Знаете же по собственному опыту, кто-то живёт с пользой для людей, кто-то всю жизнь тлеет, заботясь лишь о своём благополучии, а кто-то ещё и смердит, усложняя жизнь нормальным людям. Уход первых всегда огорчает; вторых – едва ли; а о третьих и говорить-то нет желания! Но в связи с этим, разве неважно знать про каждого конкретного человека, что он собой представляет? Может, его и спасать-то не стоит? Меньше будет хлопот, меньше от него вреда! Разве не так?

«Насколько роскошная мысль? – усмехнулся я. – Прямо, как у господа бога, решающего на распутье, кому куда направляться! А меня-то самого, как прикажешь, спасать или нет? Как считаешь? Ты! Именно ты! Больше полезен для страны или больше вреден?»

– Ха-ха! – могут усмехнуться в мой адрес. – Для тебя в этом сложном вопросе и сомнений не должно возникать! Как же иначе, если это касается тебя! Ты же у нас единственный! Ты у нас непогрешимый! Тогда обоснуй, если всё так, докажи, что живешь не зря, не во вред!

Что же, пожалуйста: может, в своей прежней жизни я не всегда был последовательным и наворочал немало такого, о чем теперь жалею. Было дело, но по большому счету, если судить меня непредвзято, винить себя мне не в чем! Стало быть, обязаны и меня спасать! Это, если по справедливости! Но это лишь теория, а на практике не очень-то действенно меня спасали, и не умер я лишь потому, что не мог даже вообразить, что пришла и моя чёрная пора. Я не верил, что должен умирать! И потому, на пару со своим организмом, я боролся за своё право остаться в жизни, полагая, что должен еще немало принести пользы и для страны, и для людей. И эти слова не считал высокопарными, хотя с некоторых времён совесть и честь в нашей стране расцениваются как глупость, а люди, до сих пор не сумевшие избавиться от столь мешающих в жизни качеств, воспринимаются как не слишком умные! Но я, что со мной не творите, так считать продолжаю до сих пор!»