Глеб Карпинский - Флирт с одиночеством. Роман

Альберт замолк, прислушиваясь. Его палец был на спусковом крючке, но он не знал точно, куда направить смертоносный снаряд. Топот слона прекратился, словно он сменил тактику и осторожно подкрадывался к ним, один, жаждущий мщения, в кромешной темноте, и от этого людям стало еще страшнее.

– Калли! Калли! – прошел шепот по каравану, окончательно посеяв панику в сжимающейся от страха душе экспедитора.

– Ну вот, мой мальчик! У тебя есть шанс осуществить свою мечту, – ухмыльнулся Али, сплевывая остатки зерен на песок. Его ухмылка не понравилась Альберту. Он вдруг подумал о хозяине.

Автоматная очередь прекратилась. У кого-то из охраны сдали нервы, либо слон ударил его. Али и Альберт прислушивались. Все также неугомонно свистела буря, обходя караван, но ее дыхание все же касалось испуганных лиц людей мелкой, песчаной, болезненной дробью. Альберт натянул на рот шарф и все еще не мог прийти в себя. Давно он не слышал хруст человеческих костей, и сейчас слон-убийца где-то был рядом и возможно выбирал новую жертву.

– Осторожничает… – прошептал язвительно караванщик, и было в этом слове «осторожничает» что-то шутливое и одновременно пугающее.

– Изводит, сука, словно играет с нами, как кошка с мышкой, – сказал один охранник, – говорят, у слонов долгая память.

– Это верно! Слоны ничего не забывают, – вмешался в разговор другой охранник.

– Али, как ты думаешь, он ушел? – прошептал Альберт, не обращая внимания на болтовню охраны.

– Думаю, да… Его что-то спугнуло… Возможно, наши страшные танцовщицы из последней повозки, – ухмыльнулся Али и дал отмашку ведущему тронуться в путь.

Караван медленно пополз в сторону огней порта. Альберт смотрел, как буря подгоняет в спину людей, играя с белизной их просторных бедуинских одежд, и печально вздыхал. Его мечта так и не осуществилась.

Калли толкнул хоботом прямоходящую обезьяну, и та кубарем слетела с верблюда. Опять сверкнули молнии и громы, но слон ушел в темноту и стал обходить караван с другой стороны. Болезненные укусы в бок только разожгли ненависть. Животное внимательно выбирало цель для следующей атаки. Оно осторожно подошло к одному из крайних обозов и, уловив запах пота, которые выделяли прямоходящие обезьяны, когда боялись его, неустрашимого Кали, гневно блеснуло глазами. На это раз запах смешивался с чем-то сладким и приятным. Пряниками и конфетами. Слон отодвинул хоботом занавес повозки. Внутри сидел детеныш человека, такие часто плескаются на водопоях у подножия Джа Ала и пугают своим задорным смехом даже глухих крокодилов. Калли протянул вперед хобот и дотронулся до лица малыша. Оно было теплое, банановое. Ребенок зажмурился, а когда очнулся, Калли не было рядом, потому что Калли знал, что такое потерять детей, он не опустится ниже безжалостной кобры, поедающей кладку черепахи. Калли благородный! Калли добрый!

Пожилая женщина вышла на крыльцо. Было раннее утро, и только дворник Матвей печально мел во дворе опавшие листья, словно косил в поле траву, и женщина вспомнила своего мужа, который с первыми лучами солнца каждое утро уходил на сенокос. А она ждала его к обеду, с любовью накрывала на стол белую скатерть, ставила кастрюлю с вареным картофелем в сливочном масле, посыпала его обязательно зеленым укропчиком, доставала из погреба кувшин с прохладным молоком и разделывала селедочку. Деревню снесли, и на том месте давно выросли многоэтажные дома разрастающегося как раковая опухоль мегаполиса. Вместо проселочных, вязких дорожек проложили проспекты, по которым куда-то спешили машины, и жизнь изменилась. Люди стали другими, и она, Антонина Павловна, наверно, тоже стала другой. Прошло пять лет, как она овдовела. Врачи говорили, что это был инсульт, но кто кроме Антонины Павловны мог лучше знать, что причина смерти ее мужа была в тоске по внукам. Она сама каким-то чудом пережила эту трагедию, и раз в год в день той ужасной авиакатастрофы под Донецком отправлялась на место крушения авиалайнера, словно собиралась в гости к дочери. Женщина покупала детские игрушки, обычно куклу Вале и робота Коле, зятю перцовку, а дочери пекла пирожки с капустой, которая та при жизни обожала, но так и не научилась печь.

На этот раз подвело здоровье, ноги совсем не слушались, и Антонина Павловна, повздыхав и поохав, решила никуда не ехать, а встретить годовщину дома в своей маленькой квартирке с котом Васькой. Конечно, в ее жизни были потом мужчины, но ей так и не удалось полюбить кого-то из них. Наверно, Антонина Павловна об этом жалела, потому когда, как не сейчас ей требовалась поддержка, но, не находя ее, женщина выходила на крыльцо, садилась на влажную от росы лавочку и долго, долго смотрела на пустую детскую площадку.

В это утро к ее ногам спустился белый голубь. Птица стала клевать разбросанную у лавочки шелуху от семечек, и, казалось, вовсе не замечала женщину, словно это был не живой человек, а памятник, и Антонина Павловна даже согласилась с такой мыслью.

«Я живой памятник, и с моим уходом останется лишь забвение, и некому будет помнить о Валечке и Колечке. Может, на том свете мне разрешат повидать моих внуков, ведь священник сказал, что они попадут в рай, и эта трагедия – всего лишь напоминание, что все мы временно пребываем на этой земле, на этом воздушном шаре, который рано или поздно все равно лопнет, не выдержав накопившуюся боль человеческих страданий. Господи, а куда попаду я?»

У голубя были ярко-оранжевые глаза, и Антонина Павловна вспомнила, как учила рисовать Валюшку красками, и внучка все время забывала споласкивать кисточки, от чего цвета перемешивались: апельсины получались красно-синими, а крокодилы зелено-фиолетовыми с черными и голубыми разводами.

– Пять лет прошло как один день! – подумала женщина вслух, и, словно соглашаясь с ней, голубь начал ворковать. Дворник Матвей подбирался к подъезду, и птица, напуганная шумом метлы, взлетела в нахмуренное небо и растворилась в скрученных его облаках, а Антонина Павловна подумала, что белый голубь – это к хорошему и, наверно, вскоре она услышит какую-нибудь радостную весть.

– Тоня, слыхала, что пенсии с 1 декабря повышают на пять процентов, а инвалидам труда аж на десять! – сказал вдруг дворник Матвей. Он прекратил мести и присел перекурить на ту же лавочку, где сидела Антонина Павловна.

– А что толку, если цены в магазинах растут как на дрожжах, издевательство какое-то! – поддержала разговор женщина и уже собиралась уходить домой, как вдруг увидела на детской площадке девочку. Она была одна и играла в песочнице.