Евгения Саженцева - Сборник. Романы

– Знаете ли, сударыня, мы помогаем людям по их желанию. Они даже благодарны нам. Родные больных присылают мне даже цветы, пишут трогательные письма, и как вы там сказали: коньяк, конфеты… За то, что мы лишили человека его бремени, боли. А родных – ежедневной муки. Вы не представляете, как им тяжело смотреть на то, как гаснет их близки день за днем, а они ничего не могут сделать. А мы можем. И делаем. И это единственное, что возможно в таких ситуациях. Когда человек неизлечимо болен, – доктор начал кашлять когда произнес свою речь, как бы сам поперхнувшись от своего лицемерия и лжи. Конечно ему давали взятки, и довольно большие, чтоб он лишал людей жизни. И государство не плохо спонсировало эвтаназию, – тк больные были не способны платить налоги и не были выгодны властям.

Вера еще раз после длинной речи доктора повторила: «Нет души…» И произошла минутная пауза. Доктор кашлял и пытался налить себе воду, чтоб промочить горло.

Когда Вера произнесла слово «душа», – доктор закатил глаза, как бы что-то припоминая незнакомое. Он едва не упрекнул самого себя внутренним голосом за то, что и вправду, последние 10 лет позабыл это простое слово и занимался эвтаназией более для заработка, нежели для чего-то еще. Это дело было поставлено у него на поток. Навряд ли он вспомнил бы и лицо Игоря по произнесенному Верой имени. Всякий раз, вводя смертельный укол, он не испытывал никаких чувств: ни жалости, ни скорби, и даже ни одобрения своего поступка. Он просто делал свое дело.

Запив все-таки воды, он перестал кашлять и секундное раскаяние сменилось на улыбку превосходства, понимание своего положения в обществе и своего богатства. Он оборвал свои мысли и вспомнил о многочисленных дипломах, которые висели и здесь, в кабинете, тоже. Он окинул их быстрым взглядом, остановившись на фотографиях в рамке, где президент жмет ему руку. На сердце его стало тепло и уютно. Затем посмотрел на Веру. Она тем временем была готова к новому нападению и обнаружению правды в том океане лжи, в котором давно утонул доктор.

– Is fecit cui prodest», – сказала твердо и с выражением Вера.

– Сделал тот, кому выгодно, – как бы переведя вслух, ответил доктор Вере, подчеркнув тем самым, что помнит еще латинский и учил когда-то давно в мед. институте крылатые фразы. Он вспомнил о том, как в юности, на первом курсе, его сердце горело желанием лечить людей, помогать им. Он вспомнил сотню успешных операций, которые сделал уже потом, когда буквально вытаскивал людей с того света. Он вновь был внутренне горд собой. И еще подумал, что с тех пор, он просто повзрослел и должен делать то, что делает. Он не обязан быть сентиментальным дураком, каким его хочет видеть Вера.

Доктор действительно когда-то был хорошим человеком. Многие им восхищались, благодарили и это факт. Его не отнять из биографии Подлецкого. Но жизнь человека не всегда ведет от худшего к лучшему развитию его личности в целом, не всегда от зла к добру. Иногда наоборот. В зависимости от того, как человек работает над своей душой. Люди меняются. Меняют свои цели и даже перестают замечать, что вместо них живет уже другой человек. Они забывают о смысле жизни. Их биологический двойник существует уже отдельно от смысла, и сама душа приобретает новые свойства. Ранее они были добры, теперь злы. Но пока человек жив, он может еще сколько угодно измениться и в обратную сторону, если захочет. Ни на ком нельзя ставить крест и осуждать. Мы не знаем каким человек будет завтра. В этом плане, Вера поступила плохо, осуждая доктора, но иначе она не могла. Ее прямолинейность была природным качеством характера.

Вера осудила доктора в своем сердце. Ей было горько смотреть на доктора, она видела в нем только лишь палача и убийцу ее лучшего друга. Она видела человека, который зарабатывает деньги на смертях. Гордого человека, который не признает никогда своих ошибок, видит себя хорошим и порядочным. А в христианской культуре гордый человек сравни сатане, даже если он идеально праведен, тк сатана бестелесен, не делает ничего по сути плохого, но возомнил себя лучшим Бога.

Вера еще раз пронзительно всмотрелась в лицо Подлецкого и не обнаружив там ни капли раскаяния или сожаления, – ничего того, что было свойственно ей, – смотрела на него как на чужеродное и инопланетное существо, – наконец поняла, что дальнейший разговор не имеет никакого смысла и общий язык не найден и не может быть найден в принципе, тк любой язык отражает в первую очередь душу, а не только знакомые наречия. «Она и доктор иностранцы в одном городе и стране», – заключила Вера для себя внутренне.

Доктор продолжал ехидно улыбаться, глядя на разгоряченную Веру, желающую услышать правду. Вера поняла, что правды от лжеца не услышит, но она сделала последнюю попытку достучаться до сердца Подлецкого, и эта попытка была напрасной.

– Наверное, вы думаете, что деньги – это самое главное и важное… А представьте себе, что самый ваш близкий человек, а не пациент, очень болен и единственный хирург, который делает нужную операцию для спасения еще сегодня в Москве, а завтра улетает в Лондон. Вы богаты, у вас в банке на счете лежит не один миллион рублей, но именно сегодня не рабочий день для снятия средств со счета. А занять хотя бы до завтра не у кого. Потому что друзей у вас нет. И вот, ваш близкий умирает… И к чему вам тогда эти деньги?! Согреют они вашу душу? Вот вам и ответ. Нет ничего важнее человеческих отношений. Если они, отношения, есть, то и остальное – приложится. А к деньгам не приложится ни любовь, ни дружба. Я наверно не очень убедительна, я вижу мой монолог не произвел впечатления. Вы смеетесь…

– Простите, я просто подумал вот что… Как вариант морали вашей басни. Хранить деньги надо в надежном банке. А не в таком, который имеет особые не рабочие дни. И к тому же, вы сами сказали, у меня нет души. Зачем же спрашивать, согреет ли что-то ее?! – Доктор криво улыбнулся и продолжил – Мне очень жаль, что вы потеряли своего друга. Я сочувствую. Но мне вам больше нечего сказать.

– И мне больше нечего вам сказать. Я уйду, но Ваша совесть останется с Вами. От нее вам не убежать никуда.

Доктор стоял, растянув на лице улыбку презрения и превосходства. Злая улыбка присуща подлецам. Им всегда смешно до поры, до времени. Но смеется тот, кто смеется последний.

Вера ушла, хлопнув дверью. Доктору казалось, что она проявила слабость. Но впереди у Веры были большие планы. Она вовсе не сдалась. Все только начиналось. Игоря было уже не вернуть. Но кому-то, кто был еще жив, необходимо было помочь…

Вера, выйдя из кабинета доктора, вдруг почувствовала щемящую боль в груди. Ее материнское сердце подсказывало: «Что-то стряслось с Надей!». Она впервые вспомнила, что забыла позвонить дочери после окончания ее учебы, узнать, все ли в порядке, как она делает это обычно. Она набрала номер Нади, но ответа не было. Вера поймала такси и помчалась домой. Горечь о смерти Игоря не покидала ее. Но было нечто такое, что становится важнее любой проблемы Вселенского уровня, когда появляются твои дети. Это чувство ответственности за одного единственного человека, который зовет тебя: «Мама!», – даже если он уже подросткового возраста. Такой возраст тем паче требует заботы и любви, хоть и внешне он противоречив своим отчужденным нравом. Вера по дороге домой винила себя внутренне за то, что весь день ни разу не вспомнила о дочери, а занималась восстановлением справедливости. «Какая бы ни была прекрасной и важной цель твоих дел, – она меркнет перед возможной опасностью, которая может угрожать твоему ребенку. И мать в первую очередь отвечает перед Богом не за весь мир, а за себя и своего ребенка», – думала сейчас Вера. Ей представлялись в уме страшные события, которые могли в эту минуту случиться с Надей.