Лукерья Сайлер - Луша. Продолжение романа «Хорошо ли нам будет там, где нас нет?» Роман в шести томах. Четвёртый том «Луша» и пятый том «Луша и Марк»

Это был дневник, который они вместе когда-то начали писать, в первый год совместной жизни. Сначала писали о себе и для себя, как письма, потом, после того как родились дети, всё внимание было приковано к ним, как они росли, набирали вес, начали ходить, разговаривать. С 1992 года записей в дневнике не было до 1997 года. От последней до начала новой записи, сделанной Лушиной рукой, полстраницы было закрашено чёрной тушью.

«1997 год. Наступил новый год. Я и дети в деревне у мамы с папой. Тётя Оля тоже с нами. Ничего не жду хорошего от наступившего Нового года, только молю Бога, чтобы все, кого я люблю, были здоровы. Перебираю сейчас всех в памяти и желаю им добра. Я знаю, ты тоже это делаешь в Новый год. Это было нашим с тобой правилом, поздравить в мыслях всех тех, кого помним и любим, пожелать им счастья. Будь счастлив!»

Прочитав это, у Марка подступил комок к горлу. Он сжал кулаки. Ему хотелось завыть волком. «Как глупо, – прошептал Марк, – как глупо! – Если бы можно было вернуть то время».

Он помнил, как злость, обида, ревность бушевали в его уме и он не нашёл другого пути, кроме того, как пойти на разрыв. Ему в тот момент казалось, что другого выхода нет. Уже после, когда появилось возможность всё обдумать без эмоций, без злости, он нашёл много других способов разрешить свои проблемы. Марк понял, что безвыходных, тупиковых моментов не бывает, и что в каждой ситуации можно найти правильный выход «без разломов и разрывов». Есть больное воображение, ведущее человека в тупиковое состояние, в этот момент весь Ум упирается в одну точку и, как правило, она всегда оказывается моментом, когда свершается необдуманный поступок. Это потом уже, Марк пришёл к мысли, что в такой ситуации, надо на время уехать от того места, где заболело воображение «тупиком», сменить работу, но не крушить, то, что было выстроено для жизни. Не разрывать замкнувшимся вокруг тебя круг неудач, а выскользнуть из него и понаблюдать за этим твоим критическим, тупиковым моментом со стороны, и только потом принять решение.

Это понимание пришло к Марку потом, в Германии, тогда, когда он уже напринимал решений, как ему казалось, выходил из замкнутого круга неудач. Сейчас, прочитав запись Луши, сделанную ею 3 года назад, он ощутил тупую боль в своём сердце и ясное понимание того, что можно было сохранить семью.

С 1997 года дневник писала только Луша. Все эти годы она разговаривала с ним через дневник.

«25.03.99. – (последняя, вчерашняя дата)

Какой тёплый хороший вечер. Мне так давно не было так хорошо и спокойно. Уложила девочек спать. Весь вечер они расспрашивали о тебе, смотрели фотографии. Здесь мы всегда говорим о тебе свободно, много и здесь я разговариваю с тобой через этот дневник. Это бывает так редко, но бывает и я рада, что имею такую возможность, хотя бы такую. Знаю нельзя жить прошлым – это плохо и грешно, а я и не живу прошлым, живу, как зомби, тем что даёт каждый следующий день, не сопротивляясь ничему, а только мне очень хорошо и тепло на душе, когда я здесь и могу вспоминать, думать о тебе. Почему мне так хорошо сегодня? Особенно хорошо! Тепло и радостно на сердце. Может быть, ты думаешь о нас? Что-то не даёт мне сегодня…»

Запись была не закончена.

Вошла Луша. Он не закрыл дневник, продолжал смотреть в него, не поднимая на неё глаз.

– Почему ты тогда не остановила меня?

– А ты бы остановился?

– Мне казалось, что ты не любишь меня. Предала, значит, не любишь.

– Я тебя не предавала никогда. Марк взял её за плечи, крепко сжал до боли.

– Зачем ты сейчас мне говоришь неправду? Скажи зачем? Ведь есть же доказательства – дети.

– Я не предавала тебя никогда. Это ты усомнился во мне. Поверил всем, но не мне. Предательства не было. Была только ложь. Сплошная ложь.

– Ложь – это не предательство?

– Я не организовывала эту ложь. Она сделала свое дело. Потом и я была вынуждена лгать всем: тебе, ему, себе тоже. Ложь во спасение, есть и такое. В то время я думала не о себе, а в первую очередь о детях, которые были и которые должны были родиться. Вы же думали только о том, кому я достанусь. Как два быка вцепились друг в друга с одной мыслю – победить.

– О чём ты говоришь?! Кто дрался?! Кто, в кого вцепился?!

– Ты знаешь, о чём я говорю. Он победил тебя, но не потому, что силён, а потому, что моя злость на тебя и обида плескалась в то время через край. Ты не имел права так поступать со мной! Ты не имел права оставлять меня! Ты не имел права не верить мне! Я не могла даже себе представить, что в тебе может проснуться такой зверь: непримеримый, яростный, крушащий всё на своём пути. Для меня это было неожиданностью. За всё время, пока мы были вместе, до того, я не слышала от тебя плохого слова, и вдруг, – она говорила это дрожащим голосом, из глаз её градом текли слёзы. Марк держал её за руки выше локтя, крепко их сжимая.

– Ну, скажи же мне тогда правду сейчас.

– Правда в том, что дети, сыновья, твои.

– Что?! Что ты сказала?!

– Отпусти меня, мне больно.

– Поверишь ты в это или нет, не знаю, да и это не имеет большого значения. Ситуация сложная. Для меня сейчас главное то, чтобы прекратилась эта ложь, между мной и тобой – она измучила меня, не даёт мне покоя. Сейчас ты знаешь всё. Дети родились здесь, в нашей больнице, первого декабря. Я сама дописала в справку о рождении тройку – получилось тридцать первое – дата в ней была написана только цифрами, не знаю почему – так было – точнее я её подделала. Нехорошо это, но это так. В роддоме они зарегистрированы первого декабря, документы выданы на 31. Сообщили всем, что родились мальчишки – 31 декабря. Правду знают: мама, папа, тётя Оля, больше никто. Когда я рожала, Артёма в городе не было, он приехал только в январе к тому сроку, который я ему сказала. Так, вот получилось… Сообщили ему 31 декабря. Всё прошло гладко, как по маслу, не возникло ничего, чтобы эта ложь разрушилась.

– Зачем тебе это надо было делать, зачем?

– Зачем? Чтобы жить дальше. Я же уже тогда сказала тебе, что ребёнок должен родиться не твоим, а ему сказала, что ребёнок – его. А ты бы поверил мне тогда, три года назад?

Марк опустился на стул, обхватив голову руками, простонал.

– Что же мы наделали? Как же теперь нам всё это распутать?

– Распутать? Это невозможно. Ты должен выполнить мою просьбу – уехать.

– Спасибо, я уже однажды, даже дважды уехал. Теперь уже без вас не уеду никуда. Если нужно будет, останусь здесь навсегда.

– Ты так ничего и не понял.

Луша подошла к нему, прижала его голову к себе, сказала:

– Мне страшно умирать, когда ты рядом, и совсем нестрашно, когда тебя нет, и нет надежды, что ты будешь со мной, но мне ещё страшнее мысль о том, что наши дети останутся без нас. Когда я думаю о том, что могу оставить их сиротами, и что они могут попасть в то общество, в котором сейчас находится Артём, меня охватывает ужас и хочется вцепиться руками и зубами в любую соломинку, чтобы жить дальше.