Яна Шталь - Женский день, или Каждому своё

– Ее зовут Алина, Сергей Петрович, Алекс ничего, совершенно ничего не знает о дочке. Даже моя мама не знает, кто отец Алины. Я хочу, чтобы все именно так и оставалось, вы меня понимаете? Алекс сейчас в Техасе, у него новая жизнь, и пусть он в этой жизни будет счастлив. Я хочу, чтобы он был счастлив там, а я здесь с Алинкой. Я вас очень прошу ничего ему не говорить о дочери, ни единого слова. Я вас умоляю об этом, Сергей Петрович.

– Какими же глупыми бывают иногда взрослые дети. Ирина, разве ты не понимаешь, что Саша тебя любил всегда, с детства, и любит тебя одну до сих пор. Я у него спросил однажды, почему он на тебе не женится, и он сказал, что если он женится на тебе, ты можешь уйти потом от него, и тогда он потеряет не только жену, но и самого лучшего друга, а он не хочет тебя потерять. Из-за его глупости и твоей гордости моя единственная внучка растет без отца. Ты хоть подумай о девочке, Ира.

– Сергей Петрович, я именно о ней и думаю и поэтому снова прошу вас ничего не говорить Алексу об Алинке.

– Ира, я должен сказать моей жене об Алине. Маша очень больна, ей осталось жить совсем мало. Доктора говорят, что у нее есть всего два месяца. Я хочу, чтобы она увидела Алину и порадовалась, что у нее есть внучка. И еще, прошу тебя, не называй меня по имени и отчеству. Я же всегда был дядя Сережа для тебя раньше, и Маша всегда была тетя Маша, пожалуйста, пусть так и останется пока. А давай мы сейчас поедем к нам и порадуем Машеньку уже сегодня.

Он смотрел на меня такими умоляющими глазами, что я не смогла отказаться. Дядя Сережа вызвал свою машину, и мы поехали к нему домой, в дом, где Алекс вырос, где мы с ним съезжали по лестнице на санках и один раз чуть не выбили входную дверь. Алинке путешествие очень понравилось. Она смеялась, хлопала в ладоши, все время приставала к Сергею Петровичу с вопросами и при этом все время называла его дедом, а он отвечал и улыбался. Когда мы приехали и я увидела тетю Машу, у меня перехватило дыхание. От веселой красивой прежней тети Маши почти ничего не осталось. Исхудавшая бледная женщина с черными кругами под глазами и с жидкой щетинкой седых волос вместо роскошных густых кудрей… Но когда она увидела меня, в выцветших ее глазах загорелся радостный огонек, а когда она увидела своего мужа со смеющейся Алинкой на руках, огонек разгорелся еще ярче. Она даже попыталась встать из инвалидного кресла и протяжно тихо выдохнула:

– Сашенька…

– Я не Сашенька, я Алина, – сказала Алинка, выбралась из объятий деда на пол и подошла к тете Маше, – а ты Маша, я знаю. Тебе больно, да? Тебе надо тамины. Когда я болею, мама дает мне тамины. Дед, купи Маше тамины.

Тетя Маша смотрела на Алинку, улыбалась и плакала одновременно. Вошла домработница, принесла чай, пирожные и конфеты в вазочке. Поставила все на небольшой столик на колесах и придвинула столик поближе к тете Маше. Тетя Маша ничего не ела, просто пила чай. Алинка съела пирожное, выпила чай, вытерла рот и руки салфеткой, как идеальный гость, нигде ничего не пролила и не насорила, потом вздохнула, слезла со стула, взяла конфету, подошла к тете Маше, развернула фантик и подала ей конфету. Тетя Маша стала отказываться, но Алинка по-взрослому вздохнула и печальным голосом произнесла:

– Кушай, Маша, надо… – и встав на цыпочки, практически сунула конфету тете Маше в рот.

Тетя Маша с трудом проглотила конфету и подозвала дядю Сережу к себе. Он подошел и нагнулся к ней, и она прошептала ему на ухо что-то. Он ушел и вернулся, неся в руках большую черную шкатулку-чемоданчик, в которой обычно хранят украшения. Тетя Маша жестом велела ему подать чемоданчик мне и с трудом, задыхаясь, прошептала:

– Алине… бабочку в 16 лет… змейку в 18… остальное, когда хочешь… на счастье.

Ей стало плохо, Сергей Петрович позвал сиделку и та сделала тете Маше укол, а потом они повезли ее в спальню, чтобы переложить на кровать. Я поставила чемоданчик на стол и собралась уходить, но вернувшийся Сергей Петрович приказал мне забрать чемоданчик.

– Это Алинке от бабушки подарок, Машины драгоценности должны достаться родной внучке. Так она хочет, и пусть так будет, Ира. Сейчас вас шофер домой отвезет, сиделка говорит, что Машу надо везти в больницу, уже вызвали скорую помощь. Саша приедет на днях, но про Алину я ему не скажу, как ты просишь. Я тебе позвоню потом, Ирочка.

Алекс прилетел на день раньше и застал мать еще живой. Он успел с ней проститься. Сергей Петрович позвонил и сообщил мне о смерти жены, и я сказала ему, что приду на кладбище, но на поминки не останусь. Он понял меня правильно и не настаивал. Проводить тетю Машу пришло много людей, и мне не было трудно затеряться среди них. Я стояла и смотрела на Алекса. Он очень изменился за четыре года, что мы не виделись. Не постарел, нет, но возмужал, загорел под безжалостным Техасским солнцем, свои длинные кудрявые волосы обрезал чуть короче. Одет был в черный костюм и тонкий черный свитер. На пальце кольцо, но не обручальное, а мужское, типа печатки. Он стоял и никого не замечал, никого не видел, весь ушел в себя, в свои чувства или воспоминания. Я уже уходила с кладбища, когда он меня догнал и сказал, что зайдет ко мне сегодня, если это можно. Я пожала плечами и поторопилась уйти. Вот так началась еще одна фаза нашей дружбы.

Он пришел в тот вечер и даже назвал меня Аришей, и чмокнул в щеку. Мы пили вино, и он рассказывал мне о своей жизни. Рассказывал скучно, неинтересно, и когда я сказала ему об этом, он ответил, что это потому, что его жизнь, как и рассказ о ней, скучна и неинтересна. Из спальни вышла Алинка и подошла к нему знакомиться, и он не удержался и спросил меня о ее отце и замужем ли я сейчас или была раньше. На что Алинка ответила, что папы нет, потому что она подарок маме от Деда Мороза. Алекс посидел у нас еще с полчаса и уехал. Изредка появлялся, всегда без предупреждения, потом он женился снова и стал приходить только 7-го марта, хотя продолжал присылать открытки и цветы к праздникам. Он вернулся в Россию навсегда, а вместо него в Техас отправился Сергей Петрович, чтобы жить со своими уже очень старыми родителями.

Наверное, я моральный урод. Скорее всего, так оно и есть. Сегодня 7-е марта, и я знаю, что она ждет меня, и уже накрыла стол своей любимой скатертью, расставила парадные тарелки и хрустальные бокалы, положила старинные серебряные приборы, чуточку подкрасила губы, поправила прическу, брызнула капельку любимых горьковатых духов и теперь сидит в кресле, положив руки на колени, и ждет меня. Она ждет, а я знаю, что не приду.

Аришка – мой старый друг, самый лучший, самый близкий, самый дорогой мой человек, самая любимая женщина на свете. Я уже давно это понял, целых одиннадцать лет я болен любовью к ней. Это всегда хуже, когда болен так сильно, а лекарства нет, и ты знаешь, что помочь нельзя, разлюбить невозможно, и надо жить и притворяться просто другом, старым другом детства, и обнимать легонько, и чмокать в щечку, и похлопывать по плечику. Я не могу сегодня к ней пойти – боюсь, что не справлюсь с собой. Я так стосковался по ней, что держать себя в руках вряд ли получится, я даже боюсь ей звонить и сказать, чтобы не ждала меня сегодня. Боюсь, что услышав ее голос, поеду к ней – и будь что будет. Теперь я знаю всю правду, но я трус, я боюсь их потерять, я не могу их потерять.