Григорий Кляйн - Невыполнимый, по мнению девятиклассников, ультиматум. Объяснение в любви на уроке литературы. Том 7

Долго в окнах горел свет. О многом было переговорено в ту ночь. Почему-то каждый делился сокровенными историями и воспоминаниями, о существовании которых девушка даже не предполагала услышать. Только Рита Михайловна ненадолго уходила в себя, о чём-то думая и с недоумённым видом качала головой. Родные помогали своей любимице оправиться от чудовищного удара. Она разорвала и выбросила в ведро полученные снимки. Потом достала из своего альбома лучшую и единственную фотографию Романа. Умеренно большие глаза просили к себе благожелательного отношения. Час назад они получили бы немало преимуществ и ласковое обращение. А сейчас её постигла та же участь, но в последний момент Мария не решилась выбросить обрывки. Зачем-то сложила обратно в злополучный конверт.

Разбитое чувство по утрате первой любви, крушение привычных идеалов, сопровождало девушку по дороге в школу. Войдя в класс, не смогла повернуть голову в сторону своей парты. Увидеть человека, ещё вчера заслонявшего целый мир, было сверх всяких сил. Поникшая фигура, скованные движения, без слов свидетельствовали об огромном внутреннем напряжении. Несвойственное, странное поведение любимой встревожило не только меня. В классе почувствовали, как – то сразу потемнело вокруг, потянуло леденящим ветром, а в воздухе нависло тревожное ожидание. Мария подошла к парте Морозова, стоящую в противоположном ряду.

– Юра, здесь свободно? Разреши, сесть у окна?

– Конечно, буду рад, – непонимающе оглянулся вокруг, и первую очередь на Романа.

– Ребята! – повернулась к одноклассникам. – Я ошибалась и очень виновата перед вами! Извините меня! Вы были правы в отношении Комлева, – голос становился всё строже и уверенней.

– Он, наверно, действительно испугался более сильных противников, – речь шла о недавнем столкновении с учениками старших классов.

– Ещё раз прошу у всех прощения. Больно признаться, но не всегда можно верить и полагаться на красивые слова.

Первая к ней подбежала и обняла Лена Толокунская. Подошло ещё несколько человек, стали, обрадовано, что – то говорить. Тень возможной ошибки, витавшей в классе после злополучного происшествия рассеялась, коллектив в очередной раз оказался прав. Один из них просто струсил, и это, видимо, в лучшем случае.

После вчерашнего счастья, испытанного в спящем, дурманящем божественными запахами парке, возомнив себя счастливейшим человеком на земле. Не каждый, даже закалённый человек, смог бы выдержать такой сокрушающий удар. Ведь не прошло девяти часов, когда милая головка лежала на моём плече. Прекрасные волосы рассыпались на груди, а губы шептала «люблю» и так безумно горячо целовали. Понял одно, за небольшой отрезок времени произошло нечто страшное и непоправимое. В голове одновременно проносились десятки мыслей, предположений, но аналитический склад ума, напрочь, отбрасывал за полной нелепостью. Общее счастье, любовь были изломаны и безжалостно растоптаны. Как весенний, нежный цветок, под тяжелыми жерновами обыденной человеческой жизни.

Мгновенно отметил место, в которое только что переставила Мария. Молча, не зная, что необходимо предпринять, опустился за парту. Подумалось, может это неуместная шутка? Конечно, она разыгрывает, сейчас подойдёт, сядет рядом, и кошмар прекратится. Любимая не подошла, не села рядом, а продолжала стоять, затем медленно повернулась в мою сторону. Громко, с вызовом, так, чтобы слышали буквально в каждом уголке класса, спросила:

– Повтори! Ты действительно выполнишь вчерашнее обещание? Исполнишь все, чтобы не захотела? Любые желания?

Родной голос звучал ужасно горько и одновременно печально. Звеня стальным отливом дуэльного вызова, и разрывал душу на тысячи кусочков. Медленно, удивительно спокойно поднялся, пристально, не отводя взор, посмотрел в прекраснейшие глаза. Чётко, по военному ответил:

– Обещаю, выполнить всё, что ты скажешь или, как получается в нынешней ситуации, думаю, потребуешь. Говори! Я слушаю!

– В понедельник будет разрешено желающим исправить четвертные оценки. Так вот. Первое. Сам выйдешь отвечать по все предметам без исключения и получишь пятёрки.

В сильно наэлектризованном воздухе пробежал удивлённый, неясный шум.

– Второе. На предстоящем торжественном вечере, ты должен участвовать в музыкальном конкурсе и обязательно занять первое место. Выступление посвятишь нашему директору Евгению Давыдовичу, кстати, представителю моей национальности. Хотя, как случайно и по правде говоря с огорчением узнала, ты презираешь евреев. Так вот оно также должно быть признано самым лучшим.

Впервые перебил любимую. – Что ты такое говоришь? Я…

– Замолчи! – Уже в свою очередь, Мария грубо оборвала теперь уже бывшего друга.

– И слушай! Это ещё не всё. Третье. После этого навсегда уйдёшь не только из класса, но и из нашей школы.

Начиная терять над собой контроль, двинулся к Марии.

– Не подходи близко! Не хочу тебя больше видеть даже рядом с собой!

Вчерашние сладостные интонации нежного голоса исчезли. Возник холодный, безжалостный, прокурорский тон, объявляющий смертоносный приговор. Наверно, Лёня Смоляр, единственный из ребят, понял, палка перегибается настолько, что обязательно сломается со страшным треском. Подошёл к девушке, несильно встряхнул за плечи.

– Мария! Я, конечно, ни в какой мере не оправдываю довольно нехороший его поступок, когда не заступился за товарища. Но то, как решила наказать парня, просто по – человечески невыполнимо! – недоумённо развёл руками. – Явный перебор!

– Не надо, Лёня! Тут совсем другое!

Опустив глаза, тихо проговорила, и вновь с возрастающим презрением окинула уничтожающим взглядом, теперь уже бес всякого сомнения, бывшего подшефного.

– И четвёртое. Хотя, уверена, так же невыполнимое для тебя условие, как и все предыдущие. Летом, где – то в горах, потеряла фамильный медальон, самую бесценную для меня и нашей семьи вещь. Найди, принеси, и положи передо мной шестиконечную звёздочку, – повелительным жестом руки указала на парту.

– Думаю, двенадцать месяцев на поиски – достаточный срок? Так что 25 октября следующего года милостиво разрешаю, появиться, но только на несколько минут.

В голосе явно слышались нескрываемая издёвка и презрение.

– Да, ещё. Что тебе вообще известно о людях еврейской национальности? Ведь ты, в этом совершенно убеждена, ничего, по крайней мере, хорошего, не слышал о нём. Наверняка не хотел знать, и уже так возненавидел. А я горжусь тем, что еврейка! Слышишь, безумно горжусь!

Перевела дыхание, собираясь с силами.

– Многое смогла бы простить. Но то, как сильно презираешь мой, такой беззащитный, многострадальный народ, – голосом особо подчеркнула последние слова.