Кира Бородулина - Письма к мечте. Эпистолярная романика в трех частях

Если не считать бестолковости этого инцидента с нахождением тебя в сети и всего, что из этого последовало, год был удачным, переломным во всех смыслах – недаром високосный, хотя я не верю в предрассудки. Тебе будет тридцать шесть. Большой мальчик. На странице твоей избранницы видела группу организации свадеб. Что ж, дай вам Бог счастья. Если ты будешь по-настоящему женат, меня перестанет глючить, а то осенний втык не подействовал. Когда выяснилось, что она только встречается с тобой, а у тебя об этом вообще ничего не сказано, и последние твои записи на ее стене датированы 16 мая, это еще ни о чем не говорит. Она могла забыть изменить графу с\п, если вы больше не встречаетесь, да и если встречаетесь – это может не иметь серьезных последствий и намерений. Сейчас все просто, брак расторгнуть – пара пустяков.

Пусть наступающий год будет для тебя хорошим.

Твоя унылая Крис.

5 янв., 2013.

В плеере «Мельница», альбом «Ангелофрения».

Привет, бродяга!

Ты вернулся! Рада видеть тебя онлайн снова. А то как ни зайдешь – старая аватарка, где ты на неправдоподобно огромном мотоцикле и подпись, что заходил последний раз 29 декабря. Видимо, уезжал куда-то, встречал новый год с многочисленными друзьями, а я все эти дни заглядывала на твою страницу и разбиралась со своими демонами, но не слишком преуспела. Кошмар на душе творится, скорее бы Рождество. Когда ты вернулся, стало хуже. Сменил аватарку, только там у тебя такое лицо, что аж страшно. Фотка явно летняя – сидишь под соломенным зонтиком на безлюдном песчаном месте, уткнувшись подбородком в сцепленные ладони. Цвет твоих глаз, похоже, не меняется и от освещения не зависит – они всегда пронзительно голубые, но взгляд не выдает счастливого человека. Интересно, что же такого в твоей жизни случилось, что ты так смотришь в камеру? И почему мне нравится смотреть на тебя такого угрюмого? Почему я любуюсь тобой, хотя если объективно оценивать (сама не понимаю, как это делается, но есть же какие-то каноны красоты), ты выглядишь как обычный мужчина славянского типа. Обычный мужчина – такая редкость в наши дни!

Я мало интересовалась байкерами – гораздо больше они занимали Таньку в связи с любовью к экстриму и скорости, да и Настю, когда она стала увлекаться хипней и Пушкиной. И все-таки это меняет дело, как у Гришковца: образ женщины в окне становится не таким тоскливым, если мы знаем, что она ждет моряка или летчика, потому что женщина хорошая, ибо не будет стерва ждать моряка или летчика. Еще, как говорил лидер группы «Крюгер», байкеры – народ смелый, непоседливый, жаждущий приключений, общительный и свободолюбивый. Неужели я это придумала?

После того, как начала петь на клиросе, моим покровителем стал Роман Сладкопевец. Преподобный жил в шестом веке, был неграмотным, но его поставили на клирос, хотя петь он не умел, нот не знал. Певчие высмеивали его. В один прекрасный момент так достали, что он ушел и долго молился Божией Матери, чтобы она вразумила его. Она явилась ему во сне, вложила в его уста свиток, и когда он проснулся, божественная премудрость освятила его. Вернувшись в храм на следующий день, он воспел гласом сладким кондаки собственного сочинения. С тех пор он написал около двух тысяч кондаков – так называется песнопение, отражающее суть праздника или краткое жизнеописание святого. Краткими кондаки стали в наше время, а тогда они состояли из двадцати-тридцати строк. Певчие, конечно, извинились перед Романом, поняв, что произошло и что вели они себя, мягко говоря, неправильно.

Роман Сладкопевец – любимец православных певчих, но я особенно прониклась после случая с руководителем нашего хора. Раньше к святым я была равнодушна, да простит меня Господь. Обычай ставить свечи мне тоже неясен – как-то не о чем молиться, ни к кому конкретному обращаться не хотелось, зачем носиться со свечами по храму, отдавая должное всем «знакомым» святым? Просто красивая традиция, жертва на храм, которую можно положить в ящик. Но чем дальше в жизнь, тем больше появляется любимых икон Божьей Матери, к которым я раньше тоже не питала особых чувств – ну Спаситель, Казанская и Боголюбская – вот собственно весь мой иконостас, если бы не мама. Она мне регулярно что-то подсовывала, причем ламинированные иконы ставила в красивые рамки, что меня раздражало – икона и так маленькая, а рамки сейчас до того красивые, что лики за ними теряются и впечатление такое, что у тебя не иконостас, а галерея фотографий дражайших родственников.

Ладно, понесло меня куда-то…

Твоя неизлечимая меломанка Крис.

15 янв.

Привет, черный рыцарь!

Глупо писать эти письма. Собственно, почему я так разошлась? Ведь осенью почти излечилась, узнав, что ты пусть и не женат, но девушка у тебя есть. А теперь усомнилась. Ты начал граничить друзей на лучших и родственников. Ни к тем, ни к другим ее не причислил. Не странно ли? На последней аватарке появилась метка: Египет. Уж не знаю, с ней ты был там или с кем-то еще, но счастья на лице не видно.

Никто никогда не доставал меня вопросами и разговорами о замужестве или прочей фигней, от которой страдали мои подруги. Наверное, всем ясно, что у меня иная дорога, но это я так думаю. А им ясно только то, что я на такое не гожусь. Быть нормальной женщиной я не в состоянии – у меня и справка есть. Недочеловек, инвалид. Ты ведь об этом не знал – может, таких историй в твоей жизни тысячи. Откуда тебе было знать, что меня такое отношение в очередной раз добьет? Погано. Один не думал, другой не думал, все люди в целом меня любят, а в итоге получается байда. На душе одни ошметки ваших недодумок и недочувств.

Временами мне было хорошо с тобой. Дежа вю прошлой недели: сумрачный январь первого курса, когда я была влюблена и потерянная ходила по территории универа, боясь и мечтая встретить своего героя. Слушала «Металлику», которая пронизывала сердце сладкой болью одиночества. Девять лет спустя – те же забытые чувства и состояния, тот же город, только мне не надо каждый день бывать здесь: пару раз в неделю бассейн, раз в неделю богословские курсы, может, встреча с подругой, и нет надежды увидеть тебя. А если вдруг случится – мы не узнаем друг друга. Тот же серый и сумрачный город, та же безотчетная тоска на душе, только теперь у меня есть вера, храм, богослужения, проверенный способ борьбы со страстями. Не изменилось ничего, кроме надежды: в восемнадцать она была и давала силы жить, в двадцать семь и следа не осталось. Я даже не фантазирую на темы совместных счастий.

Интересно, сколько таких еще будет – призраков бездумных, случайных? Сколько неловкого участия и недовыраженной признательности. Сколько потерянных друзей и потерявшихся возможностей. Сколько вины и виноватых. Мне лень ставить знаки вопроса – пусть звучит как утверждение: много. Недоброшенные камни в мой огород, неприцельные плевки в лицо. А такие все хорошие! Ясноглазые, с ангельскими лицами и голосами – разве сами подозревают о своих грехах? Впрочем, это не грех – если человеку нужно почувствовать боль, он ее везде найдет, как свинья грязь. Господь не вменит вам греха сего. Как бы мне еще оправдаться! Видать, судьба – жизнь в придуманных сказках. Там никто не причинит боли. Там я сама – бог. Все создано мной и для меня.