Иван Рыбкин (И.В. Баранов) - Три корзинки с разными ягодами

Ленивый Ло укатил дальше по своим рабочим вызовам, возить всякие важные и не очень чиновничьи задницы, и мы с Ти теперь двигались пешком – прямиком по второму этажу Самого Здоровенного ТРК в этом Городе. Шли мы уверенно, ибо нас манил и вел вперёд всё более усиливающийся запах – запах сытного большого фудкорта, кой просто обязан присутствовать в любом приличном развлекательно-барыжьем бедламе подобного масштаба. Ароматы шипящего раскаленного фритюра, китайской лапши в картонных коробочках, суши и роллов, кофе и колы, пиццы, разогревающейся в тандыре, и, конечно же, куриных наггетсов и говяжьих котлеток из Макдака, Бургера и KFC.

Наш Саммит будет проходить в левом крыле этого бетонно-стеклянного чуда инженерной и капиталистической мысли, мы уже прибыли на место дислокации, и поэтому вполне успеваем съесть по бургеру. По дороге мы окончательно сдружились, блаженно растаяв под автомобильным кондиционером расщедрившегося Ленивого Ло, и теперь вот приехали, вместе топали за едой и увлеченно болтали. Разговор зашел о перспективах жизни молодежи в городах, подобных нашему. Ти и сам был примерно из такого же, только в три раза крупнее и в два раза перспективнее. Но, по сути – те же яйца, только в профиль, как сказал бы мой любимый начальничек Большой Бо, будь он сейчас с нами.

Чтобы наглядно представить себе, в каком стиле общаются всегда и при любых обстоятельствах донельзя самоуверенные люди, подобные Ти, приведу лишь один из примеров его воодушевленных и даже в чем-то возмущенных, из-за моего ленивого и скептического брюзжания, эмоциональных монологов:

– Ты ничего не понимаешь. (Мой легкий саркастический «хмык» в ответ). Послушай – ты, именно ты, здесь и сейчас – молод и ох..нен. Просто прекрасен. Беден, как вошь, но при этом свободен, как ветер над Рекой. (Мой слегка заинтересованный такими неожиданными поворотами мысли «хмык» в ответ). Вот даже пусть одет ты в дешевые синтетические тряпки из китайской «Галактики одежды и обуви», но всё равно лучше всех них, одетых с иголочки в Канцлере и Баленсиаге. Ну и пускай давно не стрижен, не сбрызнут дорогущим парфюмом от Hermes , не обут в туфли от T ommy Hilfiger. Не пробовал сегодня на обед капрезе в шоте с грисини. Мы вообще еще сегодня не обедали. Не видал лазурный берег Доминиканы, да и в Турции даже, наверняка, не бывал? (Мой утвердительный «хмык» в ответ). Нет в кармане айфона последней модели, мягкого портмоне из простроченной вручную телячьей кожи и брелка от нового двухсотого Крузака. Нет ведь? (Мой соглашающийся и сожалеющий «хмык» в ответ).

Зато ты молод и ох..нен.

Всегда помни о том, какое удовольствие доставит тебе любоваться, как свежий ветерок будет слегка колыхать тряпичные лепестки искусственных цветов на их могилах. Ведь жизнь складывается именно так, что ты, скорее всего, побываешь на их могилах. А они на твоей – нет. Молодость – всегда главное и неоспоримое преимущество.

Как вы понимаете, общаться с такими людьми практически бессмысленно. Если, конечно, под общением иметь в виду диалог. Неет, тут можно только слушать, в нужных местах – поддакивать, в ненужных – невпопад хихикать, восторженно крякать или озадаченно ухать, как филин на ветке – да неважно ему, в общем-то. В идеале такие люди вообще ждут от тебя, что ты сейчас же бросишься записывать их слова, запоминать, заучивать, а затем отливать в бронзе и выбивать на мраморе.

От таких глубоких и пространных философских рассуждений меня, как правило, тянуло либо в сон, либо выпить. Но спать сейчас, на голодный желудок, не хотелось. Соответственно – хорошо бы надраться. Да и пятница располагала. Перед глазами настолько явственно нарисовался образ датского светлого, двойной фильтрации, с легкой ноткой цедры, в запотевшем прохладном бокале, да в такую жару, что я почти физически ощутил в своей глотке вкус глотка этой прелести. Я судорожно облизнулся, отгоняя от себя соблазнительные миражи отдыха. Пока еще не время. Тут-то мы как раз и добрались до вожделенных бургеров.

С тех пор, как от тебя в слезах ушла Си, ты перестал есть нормальную, человеческую, домашнюю еду. Ни тебе супов, ни горячего, ни фруктов и салатов, ни даже твоих любимых макарон с тушеной печенью. Пельмени, полуфабрикаты, вареники, вечная лапша быстрого приготовления, выпечка из супермаркета по вечерней уцененной скидке, готовая пицца – только разогрей в микроволновке – и готово. И, конечно же, много фастфуда.

Таков будет у тебя и сегодня обед. Живи быстро – умри молодым.

…

Я стоял на самом верху, на открытом парапете второго этажа торгово-развлекательного базара, возле шуршащих своими лентами эскалаторов, и смотрел на весь этот кипучий муравейник, а он смотрел на меня. Кажется, мы не очень-то друг другу нравились. Так бывает. Это у меня также и с водкой, например.

Я не люблю водку, да и она в ответ не очень-то любит меня.

Я не люблю людей, да и они в ответ не очень-то любят меня.

Я не люблю понедельники, да и они в ответ не очень-то любят меня. Если я когда-нибудь буду выбирать день, чтобы выпилиться – это наверняка будет один из этих гребанных понедельников.

Но сегодня ведь пятница?

Что же ты тогда так невесел, братец?

Мимо меня, мимо-мимо, сквозь, не задевая и не трогая – передвигалась, перемешивалась, бурлила и гудела жизнь. Жизнь во всем её многообразии и великолепии. Светил и мигал свет от многочисленных витрин, неоновых лент и светодиодных ламп, от светильников, экранов смартфонов и от счастливо улыбающихся влюбленных парочек. Играла музыка, стрекотала реклама, бубнил очередной диктор на саммите, переливами шума накатывали на меня волны и отголоски людских разговоров, окриков, смеха.

Люди шли в Ашан, в Ситилинк и в Леруа, люди толпились возле ровных шеренг касс, а затем выныривали обратно с полными корзинками, тележками, пакетами и коробками. Люди зарабатывали и тратили – бок о бок одно с другим, люди продавали и покупали, люди молчали и болтали обо всем на свете, люди ссорились, ругались, мирились, целовались, смеялись. Кто-то со скучающим видом сидел на редких скамейках у стен, уткнувшись в смартфоны и демонстративно натянув наушники, отгородившись от всех. Было много детей, много подростков шумными стайками и бандами, много приехавших сюда целыми семействами и кланами. Было много одиночек и всяческого рода городских сумасшедших, попрошаек, воришек, бандитов, проституток. Наверняка, если поискать, были тут и несколько каких-нибудь поэтов, пара художников, куча музыкантов и даже, может быть, один знаменитый, но пока совсем непризнанный и гонимый, несчастный философ и знатный мизантроп.

Я вздохнул и оперся локтями на парапет. Повернув голову налево, отыскал глазами Ти. Он усиленно трудился на саммите, и, надо сказать, свой кулуарный гонорар отрабатывал по полной. Как только мы отобедали и, наскоро вытирая руки бесплатными влажными салфетками из одноразовых упаковок, так похожих на презервативные, добрались до площадок проведения саммита, Ти будто подменили. От расшатанного и слегка расслабленного, с ленцой и болтовней ни о чем, верзилы, не осталось и следа. Он весь как-то подобрался, как гепард в прериях, почуявший добычу, посерьезнел, погрузился в себя, что-то там сделал, щелкнул тумблерами – и вынырнул обратно уже другим человеком. Профессионалом.