Джулиан Хитч - Мэй vs Хорн

– Ещё и переоделась, как мило, – что-то, непонятное для меня, проскакивает во взгляде и почти сразу исчезает.

– Не твоё дело!

А он резко переводит тему, что и радует меня, и расстраивает где-то в глубине души:

– Садись в машину, отвезу домой.

– Сама могу добраться!

Однако стоит сделать шаг в сторону:

– Не заставляй повторять дважды: могу быть убедительным и по-другому.

Этот взгляд дьявола мне не нравится, но я не хочу выглядеть слабой перед двадцатилетним. Или сколько ему лет?

– Засунь свои угрозы, знаешь куда?

Делаю ещё два шага в сторону, наплевав на предостережение. Лукас грубо разворачивает за плечи и целует. Его сухие властные губы упираются в мои. Я настолько ошарашена таким поступком, что каменею, а ему удается почти мгновенно открыть дверь и засунуть меня на заднее сидение. Забываю, как дышать. Разве вообще могу это делать?

Лукас хлопает дверью и, заводя мотор, выжимает газ. Мы несёмся на скорости, выше допустимой, но это последнее, что меня интересует. Он не только позарился на мою свободу, но и на личное пространство. Нет никакого желания смотреть на него и даже разговаривать. Внутренности сжимаются так, что превращаются в кашицу, и только это позволяет не заплакать. Только не при нём! Смотрю на рубашку и на ней всё так же не застегнута часть пуговиц, на это нет сил. Мой заряд исчерпался.

Это его действие заставляет вспомнить, что он привлекателен и сексуален, каким и показался тогда в ресторане. До того, пока не бросил меня одну; до того, пока не заставил ненавидеть и не верить больше мужчинам. Снова.

Закрываю глаза и вспоминаю часть нашей переписки, хотя кого я обманываю? Я же не Дуглас Куэйд [5], чтобы восстанавливать свою память, чтобы найти ответы на вопросы – к сожалению, я помню всё.

О том, как рассказывала о своих любимых фильмах, сериалах и книгах; как много и легко шутила, потому что он казался таким другим, нежели сейчас, – открытым и мечтательным; как он присылал фотографии, показывая свою коллекцию фильмов в зеркальном стеллаже и как я долго рассматривала его самого в отражении. Его полуобнаженное тело с мокрыми волосами, полотенцем на плечах и в одних только шортах, которые держались на честном слове. Помню даже сейчас его торс и изгибы, и сон, где всё это было так близко, придавливая меня к кровати – я хотела, чтобы это было правдой. Что он действительно интересуется мной, хочет чего-то большего, нежели переписки в чате, но…

Но все мечты, как и всегда, разбиваются об айсберги. И этим куском льда стал его побег из ресторана. Сначала хотелось, чтобы и это было тоже частью сна, и ведь подтверждалось тем, что он не пишет и не звонит. Только вот проверив приложения, я находила всё те же доказательства того, что он реален и заходит в сеть, а потом, разозлившись, удалила всё, что могло напомнить о неудачном опыте.

Только вот я помню его фотографии слишком хорошо – не может быть ошибкой, это он. Тот, кого я ненавижу, и вот он снова в моей жизни, и это чувство вернулось с новой силой, словно случилось всё только вчера.

Как Мичиган настолько тесен, что из всех возможных вариантов именно он оказался братом Кеннета? Как я могу согласиться на их авантюру теперь? Это же Лукас. Тот самый Лукас, который…

– Почему ты так себя ведёшь со мной? – спустя какое-то время интересуется он, не сводя глаз с дороги. Мне настолько стало наплевать, что легко поднимаю взгляд и нахожу его лицо в зеркале, и как между делом бросаю:

– А ненависть должна проявляться как-то иначе? – вопрос риторический, но его разуму этого не понять, и он снова задаёт вопрос:

– Что я тебе сделал? – почему-то с его лица даже стирается пришитая улыбка, отчего он выглядит иначе – не похож на идиота. Состояние не позволяет использовать все свои театральные способности, поэтому выдаю только усталое:

– А ты не помнишь?

– Я не… – он пытается объясниться, но в окно неожиданно упираются чьи-то руки, отвлекая от признания. Оказывается, мы уже какое-то время стоим у моего дома, который теперь стал для меня хуже темницы с похороненными амбициями стать кем-то особенным, кем-то, кто не приносит вешалки в примерочные и уносит ворох одежды, снова возвращая каждую вещь на законное место. В какой-то другой реальности я бы стала тем, кем хотела, но, к сожалению, я не команда корректировки, чтобы менять события в жизни [6].

– Лори-и-ин! Я так волновалась! – через стекло просачивается голос сестры, и люди вокруг – последние, что хочу видеть.

Вылезаю из машины, запахивая поплотнее рубашку. Когда закрываю дверь, Лукас тихо говорит:

– Я удалил твиты.

«Какая, к черту, уже разница? Хватит и того, что люди это видели», – хлопаю дверью, представляя, как его голова оказывается между и трескается, словно спелый арбуз.

Сестра хватается за мою ладонь, её тепло такое родное и привычное, что я отдёргиваю руку вверх, по неаккуратности задевая по щеке Пат – сейчас мне не нужна эта жалость, а тем более разговоры по душам:

– Поговорим утром.

Мне не стыдно за себя, а, кажется, должно быть. Я сбегаю из кафе, прячусь у Тоби, используя его, снова грублю Лукасу, которого облила водой – могла ли я всё же его перепутать? – и, в конце концов, ударяю Пат за её беспокойство. Больше, чем знаний о сериалах, во мне эгоизма, и с этим ничего не поделаешь.

На лестнице я замечаю маму, которая усердно что-то стирает с глаз, смотря в окно, в котором отлично бы просматривалась наша сцена с сестрой.

– Лорин! – голос отца отрезвляет меня всего на пару секунд прежде, чем я заношу ногу на первую ступеньку и быстро поднимаюсь к себе.

А в комнате возникает желание, как и вчера, лечь и заплакать, но на это нет сил. Дотрагиваюсь до губ и вспоминаю нежеланный поцелуй.

– Мой первый поцелуй за долгое время и ещё с ним… – стоит коснуться головой кровати, и проваливаюсь в сон, который не имеет смысла.

*** ***

Просыпаюсь, и у меня чувство, что события полутора суток – это всего лишь затянутый и кошмарный сон. В окно светит солнце, на часах 10:46.

– Бог мой, проспала больше двенадцати часов, – закрываю ладонями глаза, издавая стон.

А это значит, что на два дня уже отстаю от своего расписания по важным делам. Спускаюсь вниз: Патрисия улыбается телефону, папа читает книгу, а мама копается в холодильнике – всё как обычно. И это даже у меня вызывает улыбку – всё в порядке.

«Это был сон, слава богу!»

– Дорогой, что будешь? – спрашивает мама, но папины губы не шевелятся, когда слышу:

– Не утруждайте себя, миссис Хорн, я уже позавтракал.

Дверца закрывается, и я вижу его.

– Доброе утро, Лорин! – лукаво подмигивая, говорит Лукас. Мне не удаётся ничего сказать, мама начинает трещать:

– Милая, почему не рассказывала о своём друге? Он такой замечательный: беспокоился о том, что ты не отвечаешь на звонки, – в глазах матери такой блеск, что вот-вот – и потекут слёзы от счастья. Боюсь устроить сцену перед родителями, хотя всё просто располагает к этому. Бросаю ненавистный взгляд на Пат, у неё выражение: «Я ни при чём», но это не уменьшает её вины. Это она привела его в нашу жизнь, вот пусть и соскребает со стенок, по которым размажу это говно.