Марина Раевская - Уходи не оглядываясь

Его губы пахли кофе, щека, которой Кира коснулась своей щекой, оказалась чуть шершавой и нежно-прохладной. Шея была сильной и напряженной, а грудь под расстегнутой рубашкой – почему-то чуть влажной и удивительно, невероятно приятной на ощупь. У Киры хватило сил отвлечься от бури, бушевавшей вокруг нее, чтобы в который уже раз удивиться тому, как она реагирует на тело любимого, и тому, что до сих пор для нее каждый его поцелуй как первый, а каждое объятие – невероятно, оглушительно желанное.

И это необыкновенно любимое тело, такое родное, пахнущее так знакомо и одновременно так незнакомо, двигалось рядом с ней, дышало и кружило голову так, что становилось просто страшно.

«Нет, так не годится! Я не могу! Я должна остановиться! Я столько всего придумала, а он… Его надо остановить, ему надо сказать!»

Что сказать, зачем? Уже через миг она забыла, о чем именно хотела рассказать ему, обняла руками за шею и легонько вздохнула. Кожа вдруг стала невероятно чувствительной, как у принцессы на горошине. Или как у человека, который только сейчас возвращается к жизни, а целый день, нет, целую жизнь до этого ждал этого самого мгновения. Она провела голой ногой по его ноге и застонала от удовольствия, чувствуя тепло, которое не могла сдержать никакая ткань.

Он подхватил ее снизу, поднял, прижал к себе, не отрываясь. Теперь она была выше, сжимала в ладонях его голову и трогала кончиками пальцев густые волосы на его затылке. Он взглянул ей прямо в глаза, как тогда, в самый первый их раз. Это произошло много лет назад, но помнилось так, словно было вчера. И снова, в который уж раз, она почувствовала, что его объятия… единственные нужные, его руки – самые лучшие. А все то, что он делает… Что иначе быть просто не должно, что это правильно. Правильно для них обоих.

Игорь на секунду остановился, попытался зачем-то запереть дверь спальни. Может быть, для того чтобы самую малость прийти в себя. Кира действовала на него как-то… невероятно. Она опьяняла, оглушала. С ней он чувствовал себя рыцарем в захваченном городе, где готова отдаться любая женщина, но он нашел единственную недотрогу. Недотрогу, которую все же смог завоевать. Раньше все было иначе. До тех пор, пока в его жизни не появилась Кира. Да и сейчас, с ней, он чувствовал себя ландскнехтом в пылающем городе.

Он вдруг заспешил. Должно быть, не мог насладиться тем, что они опять вместе и что все происходит наяву. Что с ним она, его удивительная фея, а не кто-то из тех сексапильных девиц, охотниц за чем угодно, кроме него самого. Голова кружилась, он едва почувствовал, что жена нетерпеливо стаскивает с него рубаху. Прикосновение ее прохладных ладоней сегодня почему-то обжигало, дарило самое странное из когда-либо приходивших к нему ощущений. Ему отчего-то показалось, что, если она перестанет его касаться, он сразу умрет. Он даже застонал, когда девушка попыталась отнять руки от его груди.

– Ты что? – спросила Кира шепотом. – Я сделала что-то неправильно? Тебе неприятно? Может быть, мне лучше остановиться?..

– Глупенькая, если ты остановишься, я просто умру!

Кира улыбнулась. Она порадовалась тому, что он смог увидеть в этой улыбке и радость, и даже гордость. Понял, вернее, почувствовал, что в это мгновение власть полностью перешла к ней и она об этом знает.

– Чего ты хочешь, родной мой?

– Тебя. Только не останавливайся, я весь сейчас твой.

«Ни за что. Я точно не остановлюсь. И никто меня не сможет остановить. Ты весь мой!» Кира не понимала, но чувствовала, как действуют на мужа ее прикосновения, слышала, как тяжко и больно начинает биться сердце, стоит ей просто прикоснуться к его телу. А уж о том, чтобы не касаться, и речи быть не могло. Тогда бы сразу умерла и она сама.

– Я, наверное, весь потный. Такая жара на улице…

– Ты самый лучший, – пробормотала она ему куда-то в изгиб шеи, – и просто ничего в мужчинах не понимаешь.

– Не понимаю. А ты?

– А я понимаю. Ты самый лучший, ты единственный! Запомни это и не сомневайся…

«Ангел мой светловолосый… Неужели ты говоришь правду? Не льстишь, чтобы чего-то добиться, а просто потому, что тебе нужен именно я?» Почему-то Кириным словам о том, что он любим, Игорь верил с трудом. Хотя жена была вся как на ладони. Он знал о каждом ее шаге, но все равно полностью принять то, что кроме него ей никто не нужен, до сих пор не решался. Возможно, поэтому каждую ночь с ней он ощущал как первую. Как первую ночь с ней…

Счастье, что этих мыслей Кира не слышала. Хотя, наверное, о «первой ночи с ней» подумала бы с удовольствием. Ведь каждый слышит зачастую только то, что хочет услышать. К тому же каждый из нас говорит своим языком, не всегда понятным даже самым близким.

Теперь он чувствовал ее всю, сверху донизу. Вся она, от шеи до прохладных обжигающих пальцев, была частью его самого. Губы скользили по ее телу, длинные шелковые волосы тяжелой волной накрывали его и утаскивали на дно самого прекрасного водоворота. Несмотря на жаркий вечер, она была странно свежая и прохладная. Каким-то непостижимым образом ей удавалось одновременно и останавливать, и распалять его. Он пытался хоть ненадолго прийти в себя, подумать о чем-то отвлеченном. Но ничего не помогало. Голова отказывалась ему служить, а чувства вытворяли все, что хотели.

Никто не мог сравниться с его женой. И уж она – меньше всего. Как бы ни старалась та быть нежной и пылкой, как бы ни пыталась выглядеть влюбленной, каждое ее прикосновение выдавало ее с головой – он это понимал. Наверное, он это понимал всегда и всегда чувствовал разницу между страстью женщины влюбленной и страстью женщины завоевывающей. Хотя та была по-своему замечательной и, может быть, любила его. Как-то иначе, не так, как любит Кира. Или как любила Ира… Или Аня…

Сердце билось сильно и отчего-то больно. Кира чувствовала эту непонятную боль мужа как свою собственную. Она ощущала, как горячи ее ладони, как горячей становится его кожа там, где она касается плеча или спины. Слышала, как колотится его сердце и как тяжело он дышит. Чувствовала свое собственное сердцебиение, такое же болезненное и гулкое, слышала свое собственное дыхание, чуть хрипловатое от с трудом сдерживаемого желания.

Была на них одежда или она испарилась в тот самый миг, когда они оказались в полумраке спальни? Ни он, ни она не могли сказать этого наверняка. Но стоило им осознать, что никаких препятствий между ними больше нет, как оба почему-то заторопились еще сильнее. Должно быть, оттого, что им одновременно показалось, что до конца света остались считанные мгновения и, если они проведут их порознь, это станет по-настоящему фатальной ошибкой. Дышать было невозможно: воздух вдруг стал раскаленным, как будто где-то открылась гигантская духовка. И единственным облегчением мог стать тот самый миг: только он даст возможность вдохнуть полной грудью.