Любовь Сушко - Мы встретимся снова. Мифомистика 21 века

Саломея была его, а не ее дочерью – это императрица знала всегда и не печалилась по этому поводу тогда, а теперь, когда девочка выросла – тем более.

Кроме вспышек гнева и досады ничего она не подарила. Она соглашалась охотно с тем, что плохая мать, но она вовсе не собиралась прослыть и плохой женой. Царица готова была пожертвовать всем ради собственного счастья. С дочерью в последнее время они почти не виделись. Она радовалась жизни с императором, и никто ей больше не был нужен.

№№№№№

Саломея вернулась к себе и страшно злилась, думая, что какой-то грязный дикарь смеет стоять и любоваться ею. Откуда он мог появиться в ее любимом месте, где прежде не было ни души? Ее не волновало, кто он такой и откуда пришел, но злилась она не только потому что он был грязен и чужд ей, но она узнала его с первого взгляда, хотя этого не могло быть на самом деле. Узнать его она никак не могла, потому что никогда и нигде прежде не видела. Откуда в душе ее появилось это странное чувство?

Она ничего не могла сделать и постаралась просто его забыть. Но девушкой Саломея была волевой, она была уверена в том, что может распоряжаться своими чувствами.

Утром она отправилась на площадь перед императорским дворцом, хотя и не могла до конца понять, зачем туда пошла. Она любила мелькать в этой толпе и ощущать собственное одиночество, порой она просто упивалась им. Она бросила взгляд на толпу зевак и подошла к ним ближе. Каково же было ее удивление, когда в пламенно что-то вещавшем оборванце она узнала вчерашнего незнакомца. Она хотела уйти, но услышала что-то о страшном суде и пламени, которое их сожрет, и прислушалась к его речам.

И все, кто слушал его, заговорили, как только он замолчал.

Он что-то отвечал им, но Саломея уже не слышала его слов:

– Он сумасшедший, – растерянно думала она. Но перед глазами у нее стояли стены какого – то храма, и она была в это храме, который в реальности в Иудее никогда не видела.

– Он сумасшедший и я становлюсь такой же, – обреченно подумала она. Но в это утро все только начиналось, когда она от него улизнула. Она столкнулась с дядюшкой – императором, как только отошла от пророка. Вот уж чего точно не ожидала, хотя он любил незаметно прогуливаться по улицам, все видеть и слышать, обходя свои владения.

– Саломея, дорогая, – позвал он ее своим низким, но приятным голосом, – ты куда-то пропала, а я хочу видеть тебя чаще.

– У меня нет времени, – буркнула она.

– А для бродяги пророка оно находится, только для императора нет, – мягко упрекнул он ее, показывая, что ему все известно, и даже больше, – но я подожду, потому что ты – единственная, дитя мое, кого твой император готов ждать.

Она усмехнулась и поспешно попрощалась с ним. Если вдруг появится отец, то его очень расстроит то, что она разговаривал с братом его на глазах у многих. Но отце не было к счастью здесь, зато пророк увидел ее, и прервав свою речь, смотрел на нее. Он узнал девушку, и видел, что она беседует с императором, и более того, она не солгала, он и на самом деле ее хорошо знает, а она кажется дерзит ему – случаются же чудеса в этом мире.

№№№№№№№

Саломея быстро добралась до реки. Ей хотелось остаться одной и избавиться и от дядюшки, и от сумасшедшего пророка, и от всех, кому было до нее какое-то дело.

Это слишком утомительно, быть при царском дворе, хорошо, что мать избавила ее от придворной жизни, где никто не может принадлежать сам себе.

– Он будет меня ждать, долго же тебе ждать придется, старый дурак, – усмехнулась она.

Но ведь бывают и другие императоры, она была уверена в том, что они могут быть могучими и прекрасными и вовсе не похожими на того, с кем она только что говорила.

Здесь, в уединении, она больше не слышала музыки и не могла танцевать. Но как они смеют, все эти людишки, лишать ее последней радости в жизни?

И ей вдруг стало так больно и грустно, что она разрыдалась. Саломея рыдала она все сильнее, и понимала, что никак не может остановиться.

Он, как и в первый раз появился неожиданно, она не видела и не чувствовала даже его приближения. Он просто сел на траву и обхватил колени руками.

– Что тебе надо? – с яростью крикнула она, как только увидела Пророка.

– Я хотел увидеть тебя еще раз и знал, что ты здесь, – тихо, но твердо говорил пророк, – но если ты так злишься.

Он поднялся с травы.

– Оставайся, мне все равно давно пора уходить, как же вы все мне надоели, – бросила она на ходу.

Иоанн рассмеялся, странный этот смех пронзил ее душу.

Она слышала его прежде, она знала его, но где и кто еще так смеялся?

Память дерзко играла с ней в прятки, она ничего не могла вспомнить, от этого злилась еще сильнее.

Саломея остановилась.

– Что это тебя так рассмешило? – спросила она.

– Ты назвала меня стариком, а мне ведь нет еще и трех десятков лет, – перестав смеяться, произнес он.

Он не лгал. Когда она присмотрелась, то заметила, что он на самом деле не был стар. Только эта борода и усы его так старили.

– Я и не разглядывала тебя, может, ты и не так стар, как кажется, но зачем ты им морочишь головы своими сказками.

– Это не сказки, я говорил о том, что будет, и случится это очень скоро.

– Все это подлая ложь. Да разве таким должен быть бог, у нас бессильный император, а если еще и он так слаб, зачем вообще оставаться в этом мире. Я уйду к Зевсу – это он настоящий Властелин, прекрасный и могущественный, а этот твой бог, он мне не нужен, и никогда не понадобится.

– Ваши боги столько всего натворили, что остается только надеяться, что он спасет от беды.

– Твоему богу даже жрицы не нужны. Он от женщин, как от чумы шарахается, ему, наверное, только проповедники вроде тебя и милы, – усмехнулась она, видя, как потемнело его лицо.

Он смотрел на нее, она была не просто упряма, она была непробиваема.

Их взгляды встретились, и она перестала быть царской дочкой, а он нищим пророком, они перенеслись в другое время и там любили друг друга – в это невозможно было поверить, но так она чувствовала.

Иоанн же видел высокий обрыв и девушку с золотистыми волосами, она тоже кружилась в танце, как вчера Саломея. Но она вдруг качнулась и полетела с берега в пропасть. И он понимал, что тогда не мог и теперь не сможет ее спасти. Она уже скрылась в морской пучине, и он не мог больше ее видеть.

– Что ты увидел, – спросила рыжеволосая падчерица и племянница Ирода, она была рядом и жива.

– Да нет, ничего такого, о чем можно было рассказать. Со мной иногда такое случается, я вижу то, что уже было или то, что только должно случиться.

Она, обиженная таким невниманием, ушла, упорхнула от него, как и в прошлый раз. Иоанн не понимала, почему он считает, что имеет право вторгаться так бесцеремонно в ее жизнь. Она говорила с ним, хотела понять его, но все еще не сомневалась, что он точно не от мира сего.