Любовь Сушко - Шарм серебряного века. Филологиня

© Любовь Сушко, 2021

ISBN 978-5-0055-8639-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Серебряный век – драгоценная чаша вина.

И смех поэтессы, и Невский, лишившийся сна.

В плену маскарада какие-то тени резвятся,

Все будут навзрыд и грустить и задорно смеяться.

Но свет опустел – там объявлена нынче война,

Война мировая, как странно металась она,

Прекрасная дама, в пылу, в пустоте и дали,

Чего ей хотелось, о пусть уж луна догорит.

И в форме военной стоят адмирал и поэт.

Уходят в забвенье, прощенья их времени нет.

И бедные Музы той музыки слышат набат.

И ужас союза любую убьет, говорят.

Но только сначала они еще будут играть.

Серебряный век, как свеча, он готов полыхать.

И в зареве алом иные миры проступают.

И ужас войны, и стихи на костре полыхают.

И варвары снова вернулись на их вечеринки,

Истерзано слово, страшны в пустоте поединки…

Забытых поэтов, как мертвых они вспоминают.

И снова сюжеты в тумане ночном догорают.

И тайны усадьбы сгоревшие в пропасть уносят.

Но что там, скажите? Там просто надвинулось осень.

Семнадцатый год, рубежи – в них реальность тонула,

Прекрасная Дама ушла, но еще оглянулась.

Смотрел император на гибнувший мир безучастно.

Расстрел за расстрелом, душа и темна и безгласна.

И света конец в серебре и печали внезапной,

Терновый венец, он любому достанется завтра.

А нынче расстрелы, и Невский пустой серебрится,

Но что это, милый, кошмар о России мне снится…

И смех поэтессы, и Невский, лишившийся сна.

Серебряный век – драгоценная чаша вина.

У него глаза такие, что влюбиться каждый должен.

А. Ахматова

Она исчезает, во мраке она растворится,

А он не окликнет. Останутся только стихи.

Лишь маски мелькают в метели, теряются лица.

За ним, как метель, незнакомка напрасно летит.

Смеется старик, в эту бездну его увлекая,

Молчит пианист, и хрипит обреченно рояль,

И только цыганка, из вьюги немой возникая,

Танцует, над бездною, сбросив одежды, он шаль

Протянет ей снова, укутает он, обнимая,

О, жрица немая, с тобой откровенен поэт.

Тебе он поверит, актрисы притворно рыдают,

И громко смеются враги, и прощения нет.

Игрушка судьбы, чародей запоздалой метели,

Куда он несется, и с кем проведет эту ночь?

В пылу маскарада, куда его тройки летели,

И черная роза покорно лежала у ног.

Страшна его власть, а стихи его странно прекрасны,

И Демон безумный, впервые парит в небесах.

Молчит Пианист, все мольбы и усмешки напрасны.

Коснуться щеки, утонуть в этих синих глазах.

И после не жить, а писать и случайно встречаться,

И память хранить о растаявшей где-то вдали

Отчаянной встрече, им было обещано счастье,

Безумное счастье, но им не дожить до любви

Впервые на вечере у В. Иванова, в его знаменитой Башне, К. Бальмонт потребовал, чтобы никому не известный юноша прочитал свои стихи. Он читал «Незнакомку» и в 5 и в 6 раз, пока не заалел рассвет нового дня, и все они должны были признать, что он гений и отступить в тень так и пришел в мир АЛЕКСАНДР БЛОК

(из воспоминаний)

Когда бесновались поэты,

он тихо сидел и молчал,

И каждый хотел быть воспетым,

и каждый себя назначал

Быть первым, эпоху сметая,

и всех убирая с пути,

И вдруг наклонился профессор:

«А вы, рассудите, прочтите

Хоть что-то». И все зашумели,

когда он поднялся над ними,

И блики рассвета алели.

В пылу и дыму, там курили

Усталые дамы, и где-то

настигла двоих эта страсть,

Прочел он за миг до рассвета,

все знали, что сменится власть.

– И пахли древними поверьями,

– как тихо и странно читал,

Сначала они не поверили,

но этот молчанья накал

И все позабыли, оставили,

и дева, во власти огня,

И миром безжалостно правили

иные законы, кляня,

К себя удалился профессор,

блудницу во мраке схватил,

Метель, или шумная пресса,

бросалась за ним, и спешил

Он миру признать, задыхаясь,

что гений в той башне глухой

Бесстрастному миру являясь,

их всех поведет за собой.

И пьяный тот бред записали,

о, как он хотел обмануться,

Но странные строки звучали,

и эхом они отзовутся,

В начале столетья, и после,

когда их сметет ураган,

Влетает его «Незнакомка»

в осенний безумный туман.

И девочка в новом столетье,

его не забудет стихи,

За всех он споет и ответит,

за взлеты, разврат и грехи,

И только усталый профессор,

в Париже не сможет забыть

Как в башне еще до рассвета,

сумел он ПОЭТА открыть.

А в Башне было шумно и тревожно,

Враждебны тайно, явно влюблены

Поэты проверяли осторожно —

Не избежать сраженья и войны.

И чья-то боль стояла за стихами,

И чей-то взлет падением грозил.

Вдруг строки «Незнакомки» в этом гаме.

О, как он тихо-тихо говорил.

И смолкли, отрешившись, все поэты.

И слушали в печальной тишине.

И Незнакомки явные приметы.

И танец при сияющей луне.

Холодный свет, печали и туманы.

Бальмонт очнулся первым и поник.

И стал тогда для всех таким желанным,

Не затерялся он средь остальных.

А страсти там так яростно кипели,

Все понимали – истина в вине-

И только на рассвете птичьи трели

Вели их по внезапной тишине.

Рождение поэта – это мука,

Но он взлетел, чтобы потом упасть,

Враждебны тайно, от такого звука

Все воскресали в темноте опять.

И где-то затерявшись в ресторане,

Упрямо ждал явления страстей,

А женщина заманит и обманет,

И он во мглу бредет один, ничей…

2. Анна

Она ждала на Невском до рассвета,

Она хотела суть его понять.

Но не было в ночной глуши поэта.

Он продолжал по городу гулять

И пить вино, и с девами чужими.

Беседовать о тайне бытия.

Она напишет про глаза такие.

Уйдет в туман, лютуя и горя.

И снежный мир его опять скрывает.

И исповедь его твердят с утра.

Лишь Анна от сомнений замирает

И понимает, что забыть пора.

Но вот еще немного, каменея.

Все не уходит от чужих ворот,

И отказать ему она не смеет,

Она судьбу и откровенье ждет.

Но не было в ночной глуши поэта.

Он продолжал по городу гулять,