Вячеслав Сукачев - Приговоренная замуж

Но большая рыба случалась не всегда. Иногда по два-три дня, а то и больше, они оставались без работы.

А какие здесь были вечера! Под просторным, необъятным небом, над кромкой далеких гор вдруг начинало сгорать солнце. Багровел горизонт, в той стороне мгновенно вспыхивали и жарко пылали лес, облака, инверсионный след самолета и даже сама земля. И потом долго-долго там все умирало, медленно и неизбежно пожираемое Ночью… И даже Река в это время до краев переполнялась багрово-лиловыми отблесками, и тяжелая, осенняя уже, звенящая, уходила за ближайший высокий мыс, на котором белел такой свеженький, нарядный и таинственный маяк…

Маяк строили солдаты-стройбатовцы. Вернее, они его уже почти достроили, остались только отделочные работы внутри и планировка – снаружи. Солдаты жили на окраине поселка, в бараках, где раньше жили вербованные, приезжавшие на путину: были времена, когда своими силами с рыбой на Амуре не успевали справляться. Солдат было двенадцать человек, тринадцатый – лейтенант. Еще когда они только плыли сюда на теплоходе, про этих самых солдат много чего рассказывали. Лидия Захаровна, их будущий преподаватель, а пока – нянька-мамка-воспитатель в одном лице, предупредила: «Упаси вас бог, девоньки, связаться с солдатами… Сущие бандиты это, а не солдаты, пьют одеколон и никого не признают, даже свое начальство». И Нелли, когда впервые увидела маяк с палубы теплохода, невольно прониклась к нему настороженностью, но и любопытством тоже: ах, как интересно, почти как в книжках. А чуть позже: «Сущие бандиты – интересно, какие они?»

Первая встреча с ними произошла случайно. Они с Ритой пошли на марь за брусникой. Долго и лениво бродили по бесконечной и кочковатой мари, спотыкаясь и с усилием выдирая ноги из топкой моховой подстилки. Набрали по бидону крупной, рясной ягоды, и не чаяли, как через эту марь назад до своего общежития добраться, казавшегося сейчас таким родным и уютным. Пошли, спрямляя путь, к далеко впереди блестевшей реке. Кое-где еще попадались продолговатые, иссиня-фиолетовые ягоды голубики и они щедро угощались ею, смакуя нежнейший, тонкий аромат, а когда случайно глянули друг на друга – закатились в безудержном смехе: пальцы, губы, даже щеки были щедро выкрашены в синий цвет.

– Ой, Ритка, не могу! – приседала от смеха Нелли.

– А ты! А ты! – схватилась за тощие бока длинными руками подруга.

Сорока села невдалеке на голую вершинку низкорослой лиственницы, посмотрела на них в недоумении, ударила клювом по ветке и лихо раскатилась в птичьем смехе на всю округу. Тут же выскочил из-под земли рядом с замшелым пнем перепуганный бурундук, встал столбиком, прижал передние лапки к подрагивающему животу, и ну вращать глазищами: что тут, мол, случилось, какая еще беда к нам пожаловала? Но разглядев неподалеку смеющихся девчонок, тут же успокоился, презрительно цвыркнул сквозь редкие зубы и вновь под пенек – прятать на долгую зиму орешки в укромных местах…

К реке они вышли пониже маяка, далековато от поселка, и без сил повалились на песок.

– Я говорила – правее надо идти, – ворчала Рита.

– Ну и шла бы, кто не давал? – лениво огрызалась Нелли.

– Тебя все куда-то тянет… А теперь вот надо будет идти мимо маяка.

– Ну и что?

– А вдруг там… Вдруг мы встретим этих?

– Ты думаешь?! – испуганно обрадовалась Нелли и села на песке, широко раздвинув круглые в коленях ноги.

Был чудный день, каких в Приамурье осенью не перечесть. Светило все еще яркое солнце, высоко и непроницаемо стояло небо с тонким серпиком мутного месяца низко над горизонтом, плыли прозрачные паутинки по прозрачному воздуху, одиноко и стайками перелетали с озера на озеро дикие утки, и на очень большой высоте медлительно проплывали крошечные серебристые самолетики.

Они умылись, привели себя в порядок и босиком по прибрежному желтому песку осторожно двинулись в сторону маяка, за которым, далеко еще, проглядывали окраинные дома поселка. И как страшно было встретить и как хотелось все-таки встретить этих стройбатовцев, пьющих почему-то одеколон и никого-никого не признающих.

– Ой, Нелка, – прошептала Рита, когда они поравнялись с белой пирамидой маяка, внутрь которого вела загадочная, темная дверь.

– Что?

– Страшно-то как…

– Да никого же нет.

– А вдруг они…

– Что-о?

–…

– Давай посмотрим, что у них там, внутри этого ихнего маяка? – бесшабашно предложила Нелли.

– Нелка!.. Ты с ума сошла! – перешла на свистящий шепот Рита. – Зачем нам это надо?

– А что! – расхрабрилась от испуга подруги Нелли. – Запросто…

И она пошла к той двери, умирая от страха и любопытства, упрямо сводя густющие черные брови.

– Не-елка! – еще раз попыталась остановить ее подруга.

Даже на вид дверь была тяжелая, массивная, с высоко прибитой и тоже массивной железной ручкой. И от маяка, и от двери пахло устоявшейся сыростью свежей штукатурки.

Она толкнула дверь, и дверь даже не дрогнула. Нелли уперлась в нее двумя руками, потом плечом, и дверь неохотно отступила, обнажив за собою сырой полусумрак и узкую, недавно окрашенную в коричневый цвет лестницу, спирально уходившую круто вверх. Нелли перешагнула порог, вся настороженно-звенящая от напряжения, и вытянула тонкую белую шею, разглядывая неровности внутренней стены, какие-то доски, ящики и мешки с цементом.

– Нелка! – вдруг громко и отчаянно вскрикнула за спиной Рита.

Сердце оборвалось у Нелли, она сжалась, медленно, готовая ко всему, повернула голову и увидела, как из-за маяка выходят два ужасных стройбатовца и направляются к ней…

После кино Володя провожал Нелли домой. Была светлая, лунная ночь. На крепком морозе немели щеки, и Нелли растирала их пуховыми варежками. Вздыхала, вспоминая южные темные вечера, море и совершенно незнакомую, малопонятную жизнь, показанную в кино. Все там было так красиво, возвышенно и необычно. Временами Земляникиной даже думалось, что снимали все это в какой-то другой стране, где живут другие, не похожие на них люди.

– Вовка, – толкнула она притихшего Басова в плечо, – ты меня на море когда-нибудь свозишь?

– На море? – удивился Володя. – Зачем?

– Посмотреть… Там так красиво все!

– У нас красивее, – уверенно заявил Басов.

– Сравни-ил, – разочарованно протянула Нелли.

– Да у нас знаешь какие места есть! – разгорячился Володя. – Если тебе, ёшкин, показать, то и моря никакого не захочешь. Вот, например, вверх по Анюю, за Дубовым Мысом, есть такой ключик…

Но Нелли уже не слышала его. Она вдруг представила себя героиней кинофильма, мысленно примеривая все те наряды, что были на героине, всякий раз буквально преображавшие ее. В зависимости от одежды героиня становилась то легкомысленной, несмышленой девчонкой, то вдруг серьезной, самостоятельной девушкой, а под конец – холодной и независимой женщиной, у ног которой умирали от страсти поклонники… Нелли примерила на себя все эти наряды и неожиданно обнаружила, что они как нельзя лучше подходят и ей. В них она тоже неузнаваемо преображалась, и поклонники…