Ольга Валевская - Лето пахнет счастьем и тобой

И каждый раз, когда одноклассник меня тыкал этой ручкой, я жутко нервничала, но сделать ничего не могла, потому что классная сказала, чтобы я не обращала внимания и, несмотря на все закидоны одноклассника, продолжала тянуть его на тройку.

Когда мы поступали в Волго-Вятскую Академию государственной службы при Президенте РФ, наша похожесть нас снова выручила. Я дважды поступила в институт: сначала за себя, а потом за сестру, придя на итоговое собеседование с отборочной комиссией, которая (на минуточку!) состояла из одних мужчин, а их было порядка 10 человек! Правда, за сестру я поступала на другой день, а всё потому, что Маша отдыхала в деревне, а я была в городе. Чтобы мой обман не раскрыли, мне пришлось по-другому одеться и почти не краситься. Я стояла перед комиссией и блеяла, как баран перед бойней, отвечая на множество каверзных вопросов. Брать «Машку» не хотели. Они были под впечатлением от первой сестры. Это я накануне прибежала в платье и на 10-сантиметровых каблучищах с кастинга в модельном агентстве. Как сейчас помню: залетаю в кабинет и застываю в дверном проёме. Передо мной сидит комиссия из десяти мужчин, чьи взгляды устремились сначала мне на ноги, а потом всё выше и выше поползли по моему телу, пока не добрались до глаз. Я лихорадочно пыталась оттянуть своё супер короткое мини хотя бы чуть-чуть вниз.

– Здрасти, – заискивающе улыбаясь, я несмело поздоровалась со всеми.

– Здравствуйте, здравствуйте… Это Ольга? – называя мою фамилию и поправляя упавшие очки поинтересовался один из них.

– Да, это я.

– Проходите к нам поближе, мы не кусаемся.

Пока я шла на встречу комиссии, слышала, как они делятся впечатлениями:

– Ого, какая!

– Ну, и красивые же девушки у нас будут учиться!

Вопросами меня особо не мучили, просто спросили – почему я выбрала именно их учебное заведение и всё.

«Машу» же гоняли по полной программе. Мне стоило немалых трудов убедить комиссию, что сестру надо брать! Когда я поняла, что ещё чуть-чуть – и для меня в образе сестры всё накроется медным тазом, я выкинула свой главный козырь: или они нас принимают обеих, или Ольга забирает документы. Комиссия просто развела руками, и «Машу» зачислили.

У нас были длинные, тёмно-каштановые слегка вьющиеся волосы, карие глаза и худощавые фигуры. Тоненькие ручки, тоненькие ножки. Очень часто прохожие у нас спрашивали: «Как можно ходить на таких ножках и не сломаются ли они?» Я никогда не понимала такого вопроса. Мне он казался дурацким. Первое время я даже не знала, как реагировать и что отвечать, а потом просто перестала обращать внимание считая таких людей бестактными.

Назвать меня с сестрой изначально планировали в честь двух бабушек – Марии и Екатерины, но папа сделал по-своему: втихушку от всех сгонял в ЗАГС и записал меня под именем Ольга. Так звали его любовницу. Или девушку, которая очень нравилась отцу в то время. Мама так до конца и не узнала эту тайну, покрытую мраком.

В свою очередь, мама не оставляла попытки приучить меня, но, скорее всего, больше саму себя к другому имени, называя меня на людях не иначе, как Гуля или… Лёша.

Как-то мы ехали в автобусе и мама позвала меня на выход:

– Выходим. Гуль, давай руку.

Рядом стояла женщина, она обернулась к нам и спросила:

– Какое необычное имя – Гуля! А как это в полном варианте звучит – Гульнара или Гульназ?

– Меня Оля зовут, – обернувшись, буркнула я.

Я увидела удивлённое лицо женщины, смотревшей нам вслед.

Но чаще всего мама называла меня мужским именем – Лёша. Она любила говорить, что всегда мечтала о сыне. Моё имя мама склоняла на все лады: Оля, Олёша, переходя на Алёшу или просто Лёша. Первое время я отзывалась, меня это не коробило, но потом стало безумно раздражать чужое имя и тот факт, что мама стала более требовательной ко мне, принимая меня за мальчика. Почему я должна стать Лёшей, если я девочка и папа назвал меня Олей? Я тут же поспешила ей об этом заявить. В ту же секунду я увидела в её глазах долю злости и даже ненависти ко мне:

– Я помню, как тебя зовут! Не надо мне всё время напоминать!

Я не понимала в чём моя вина. Я чувствовала, что сестру любят больше, чем меня. Став старше и узнав о происхождении своего имени, я догадалась, что мама так мстит моему отцу, что внутри себя она не простила ему такого поступка и, каждый раз называя меня по имени, её это сильно ранит. Но никто не знал, как ранило меня, будучи ребенком, такое показательное различие в отношении между мной и сестрой. Её всегда ругали меньше, зато мне доставалось по полной. Хотя разница в рождении между нами была небольшая, всего 10 минут, но мне постоянно говорили, что я старшая и должна быть умнее.

Воспоминания из глубокого детства у меня размытые. Помню, у нас было 3 или 4 садика, в которые мы ходили. В предпоследнем саду нас каждый день кормили и на завтрак, и на обед, и на ужин отварной рыбой с варёной морковью. Не выпускали из-за стола, если всё не съешь. Один раз меня стошнило в тарелку с борщом. Я не любила есть капусту и варёный лук. Выпила весь бульон, а гуща осталась. Воспитательница, с садистским напором угрожала мне: если тарелка не будет чистая, меня не выпустят из-за стола и долила мне в тарелку ещё не много бульона. Рядом со мной на стульчиках сидела вся группа, они уже пообедали и ждали когда доем я. Мне было стыдно. Я давилась, но пыталась есть. И тут мой организм не выдержал. Меня вырвало и я потеряла сознание. Так мне потом рассказывала сестра. Я никогда не получала золотых шоколадных медалек за чистые тарелки. Никогда. В отличии от Маши.

Маша была та ещё хитрюга. Если нас угостят конфетками, она свою тут же прятала в кармашек, как будто уже съела, а я своей конфетой всегда делилась:

– Маса, хотес конфетку? – протягивая сестре угощение спрашивала я.

Маша могла забрать мою конфету, а могла только надкусить. Своей конфетой она никогда не делилась. Мама и бабушка часто находили под её подушкой или под матрасом целый продуктовый набор, состоящий из батона белого хлеба, кучи всякий конфет, колбасы и ещё чего-нибудь. Мама каждый раз удивлялась, как Маша спала на всём этот богатстве.

Несмотря на то, что у нас были разные имена, нас всё время называли одним именем – «Маша-Оля» или «Оля-Маша», тем самым показывая, что не только нас не различают, но и заморачиваться вопросом кто из нас – кто, в принципе, никто не собирается. Но не столько это было обидно, сколько то, что на все дни рождения нам дарили один подарок на двоих, приправляя непременным комментарием:

– Ну, вас же двое. Вместе будете играть.

А нам так хотелось, получить на день рождения отдельный подарок. Для каждой – свой. И пусть это будет одна и та же кукла, но у каждой – своя дочка.