Волга Муталиева - Лилии и Маяки

– Кэт? – бравурно позвал Хэм. – А ты знаешь, что совы считаются покровителями ночи в Индии?

– Нет, дорогой, конечно, не знаю… – что-то хрустнуло под легкой ножкой девушки, и она устремилась прильнуть к широкой груди своего любовника. – Мне страшно, Хэмми…

– Местное население верит в то, что совы – посланцы загробного мира и являются провожатыми в царство мертвых.

В тот же миг та или уже другая сова расхохоталась на всю округу. И этот демонический хохот с басовитым подухиванием погнал Кэт прочь из-под зарослей. Она успела лишь ухватить похолодевшей рукой огромную ладонь Хэма и потащить его за собой с неженской силой. Под сандалиями гулко хрустело, нити пожухлых и гниющих трав застревали между пальцев, брошенные фантики из фольги от съеденных туристами конфет усиливали охвативший ее ужас своим мерцанием. Она волокла огромного тяжеловеса через висящие с неба лианы, не обращая внимания на брезгливость, охотящихся пауков и, возможно, дремлющих пресмыкающихся. Выскочив на свет, к мотоциклу, Кэт уткнулась в грудь Хэма и разрыдалась.

Он сжимал ее костлявую холодную спину, все крепче и крепче, приговаривая: «Милая моя, ничего-ничего, ничего страшного, все в порядке, я с тобой!». Когда слезы высохли на ее щеках, он расцепил объятия и растер ее голые озябшие руки и затем ноги. Ее распухшие от плача глаза заблестели, как будто волшебник надломил капсулу с ромом у нее внутри и кровь мгновенно разгорячилась, ускорила свой бег по венам и сосудам, ударила в самое сердце и, оттолкнувшись, взмыла страстью к губам Кэт. Она жадно стала целовать его щетину, рот и щеки. Он отвечал взаимностью и успевал говорить ей нежные слова, порывисто гладил ее плечи, спину, запускал пальцы в лохматое каре. Их учащенное дыхание переплелось и заглушило все эти пугающие уханья птиц и стрекотание в листве. Могучими ладонями он обхватил талию Кэт и жаркое слияние унесло их реальность в параллельное измерение.

Когда Кэт разомкнула глаза и навела резкость, было утро, очень раннее и туманное, просматривались поля, воздух покалывал своей свежестью, птицы завели свое чириканье и обезьяны будили своих собратьев-сонь в кронах деревьев, растущих где-то посреди фермы. Деревня наполнялась новой жизнью, свежестью и звуками движения.

Хэм еще раз поцеловал ее, встал на ноги и подал руку своей трусихе. Они поскорее натянули одежды, прибрали прически ладонями, растерли глаза и прополоскали рты. Очень хотелось позавтракать и завалиться спать в теплую постель!

Большой Баньян исчезал в зарослях высокой травы за поворотом.

В поле завелся трактор. Компания женщин в сари под зонтами, гуськом идущая по своим делам, заголосила и забулькала переливчатым громким смехом. Мотоцикл Энфилд, оставляя след протектора на влажной земле, с превышением укатил в туристическое поселение. Любовников гнал животный голод и усталость бессонной ночи. Все страхи были забыты.

4

Они долго искали ключ от своего домика. Наконец-то, открыли дверь и вошли. Вещи были разбросаны, полотенца скомканы на креслах, обувь из той зимы, откуда Хэм высвободил Кэт так неожиданно и так настойчиво, покоилась в пакетах под столом, гудел холодильник и солнечные лучи из окошка в уборной прорезали тяжелый недосып своим бодрым острием. Двери между спальней и санузлом в хижине не было и не предусматривалось. И это был еще один пункт, который нужно было преодолеть и принять навязываемую обстоятельствами близость.

– Налить тебе согревающей микстуры? – жизнерадостно предложила Кэт, потянувшись в металлический шкаф, с визгом и лязгом отворяя тяжелую дверь и доставая пластиковую плоскую бутылочку рома Old Monk. – Два кубика льда?

– А не рановато ты начинаешь вечеринку, золотко мое? – так же жизнерадостно и поощрительно согласился Хэм, предостерегая ее трубным голосом. – По-моему, душа моя, ты поддалась моему тлетворному влиянию и уже не бранишься за рюмочку по утрам.

При этом он удалился в туалетный отсек и неловко громыхнул унитазной крышкой. Последующие минуты он насвистывал какой-то бравурный мотивчик, а затем донеслись звуки смыва. У Кэт глаза полезли на лоб, она растерялась и не знала, как правильно среагировать на произошедшее.

«Он бы еще чиркнул спичкой и расположился на унитазе за более весомым занятием!» – мысленно возмутилась она, качая головой, как это делают местные жители.

На этот раз не было сил разбираться или говорить об этом… сближении. Очень хотелось есть, пить, постоять под душем и потом завалиться на кровать. И спать. Долго. В тишине. И без снов.

Хэм вышел из-за перегородки как ни в чем не бывало, умытый, посвежевший, но все-таки с утомленными слипающимися глазами.

– Я готов к дезинфекции! И скорее завтракать!

Это была больше мера предосторожности, чем бытовое пьянство. Отпуск только начался и было бы неудачей простудиться и слечь в первый же день. Они чокнулись, сказали в один голос «На здоровье!», проглотили ароматный коричневый ром и вышли в ослепляющее утро.

Пока собранный Хэм навешивал замок на засов хижины, Кэтти размашисто покачиваясь, брела по направлению к ресторану. Дорожка была устлана узкими циновками с орнаментом по краю. В кадушках росли молодые пальмы. Черный пес, с которым ее мужчина познакомился еще вчера, спохватился и завилял хвостом, потом потянулся, вытягивая морду вверх и растягивая затекший позвоночник. Хэм нагнал ее в этот момент. Они переглянулись, заулыбались и, не сговариваясь, наклонились к собаке.

– Давай назовем его Кутрапалыч? – прозвенела Кэтти. Взяла за руку Хэма и они ускорили шаг к самому выгодному столику с позиции вида на море.

Непроснувшийся окончательно медлительный официант протянул им меню и спросил, хотят ли они что-нибудь попить. Оба заказали жгучий и сладкий масала чай. И принялись изучать список блюд кухни своего скромного отеля.

Хэм, как обыкновенно, взял яичницу с беконом, сыром, томатами и перцем, с картофелем и фасолью. Его подруга захотела овсяную кашу на молоке со свежим бананом и медом.

Завтрак подали очень быстро. Он был горячий, свежий, ароматный и очень вкусный. Молодые люди быстро работали приборами, отвлекаясь на глотки чая. Они отражались в солнцезащитных стеклах очков друг друга, молчали, в паузах он гладил ее свободно лежащую на столе руку, перебирал браслеты, постукивая ими случайно. Они оба согрелись, наелись, утолили жажду. Тела их отдохнули и уже совершенно забыли приключения прошедшей ночи, выдохи полевой совы, волосы их проветрились от сигаретного смрада музыкального бара, соль кристаллизовалась на лбах, носы немного покраснели от встречи с солнцем и глаза осоловели от всей окружающей красоты и неги. Хэм расплатился, зажег свой нирдош, и оба потопали к хижине.