Волга Муталиева - Лилии и Маяки

Не в силах расцепить объятия, они стояли на затекших ногах, прижавшись к стволу пальмы. Кутались в непослушную арафатку, терлись носами и лепетали свой экстаз.

Оделись. Обнялись. Отошли от безумия. Отправились назад. К хижине. Без слов. Обмениваясь красноречивыми пылкими взглядами, глубокими смыслами и благодарными взмахами ресниц.

Хэм расправил над кроватью марлевый балдахин, усеянный кровавыми микроточками, следами от комариных побед. Заботливо подоткнул тонкое одеяло со стороны Кэтти. Она любила засыпать под одеялом, в середине ночи раскрывалась, а в предрассветной прохладе прижималась к его сохранившему тепло телу. Он накрывал ее своей рукой сзади. Такую позу во время сна психологи называют «Ложки».

Кэт смотрела открытым долгим взглядом на этого человека-гиганта, делящего свою жизнь двойной сплошной линией между прошлым с другими женщинами и будущим с ней. Чувство любви, благодарности и восхищения расправили свои крылья и затрепетали на все бунгало. Эти крылья видела только Кэт. Маленькая большая женщина в атласных лентах из драм и ошибок.

Хэм еле сдерживал подкатывающий приступ нежности. Он не хотел торопить события и инициировать трудный разговор, спугнув любовь. Он ждал, пока все сложится само собой, гармонично и своевременно; момента, когда она начнет ему доверять, и они обсудят ситуацию, из которой он выдернул ее своей грубой клешней альфа-вершителя. Он погладил ее по щеке, она улыбнулась. Погасили свет.

Шум моря убаюкивал двух взрослых уставших людей на краю земли вдали от драматичной действительности. Глухо опадали кокосы на песок, по листьям крыш прыгали голодные галки. И только Кутрапалыч нес свою службу, заливаясь лаем на Луну.

7

Кэт проснулась в отличном расположении духа. Наконец-то она выспалась и ощущала прилив энергии, молодости, восстановившегося эмоционального фона, ровного, стабильного, без перекосов и резких разворотов до дрожи и страха. Внутри, казалось, все органы улеглись на свои положенные места, нигде ничего не кололо, не екало, не тянуло. Сдавалось также, что вся физическая оболочка смешалась с окружающей средой, сравнялась температурой, законами существования материальными и духовными. Внутренний диалог прекратился, воспитывающий ментор умолк, угрызения совести за побег от проблем больше не истязали Кэт. Она жила в моменте счастливой, уверенной, наполненной чувством радости и стремлением одаривать.

Встала с постели, аккуратно собрала к потолку балдахин, закрепила веревочки за изголовьем кровати. Хэм открыл один глаз, наморщил лоб.

– Нас ждут великие дела? – пробормотал он в подушку. – Мне нужна твоя помощь. Очень не хочется выползать из гнезда. И не можется, – и он демонстративно отвернул простынь, перевернувшись одновременно на спину.

Кэт прыснула, присвистнула и бросилась на него. Некоторое время они барахтались и бултыхались в хлопково-кожаных влажных лохмотьях, взбаламучивали наступившее утро в солнечную полоску, вычерпывая остатки любовных нектаров до изнеможения, выныривая из эротической дыхательной гимнастики тотальной шавасаной, позой трупа с обездвиженными отяжелевшими конечностями.

– Я в душ! – мелькнула ягодицами Кэтти.

Тут же полилась вода. Еле уловимое мятно-ароматное облачко просачивалось сквозь неровности стенки между комнатой и санузлом.

Хэм заправил постель измятыми намокшими скрутками, выровнял подушки. И пошлепал к Кэт в душевую.

Она кривлялась в странных энергичных танцах, с зубной щеткой в руке, с пушистой пеной на подбородке и щеках, периодически приседала и напевала модную песенку в воображаемый микрофон.

– О! Привет! – сказала она в «микрофон» и пропела: «Sunny one so true!»

И Хэм подхватил: «I love you!»

Он стал чистить зубы той же супермятной пастой. Туалетная комната благоухала приятной свежестью, напоминающей охлаждающий мятный джулеп, один из самых главных коктейлей, замешанных на бурбоне родом из южных штатов Америки.

Хэм иногда улетал в свои воспоминания, в деятельное прошлое, перебирая, как четки, громкие профессиональные достижения, репортерские свершившиеся амбиции, творческие муки не рождающейся статьи, длительные командировки, перелеты без сна, тяжелые кофры с аппаратурой, отсутствие минимального комфорта, обилие женского внимания, громкие заголовки на первых страницах специализированных журналов с авторскими удачными фотографиями гусеницы-черепа или гигантского палочника. Или жука-геркулеса. И даже гигантской мягкотелой черепахи, найденной в 2007 году и до этого считавшейся исчезнувшей! Когда был обнаружен этот вид, научное сообщество сошло с ума и закатило колоссальную вечеринку со звездами, деликатесами и шампанским, самыми привлекательными женщинами и учеными в смокингах, чувствующими себя неловко от повышенного внимания фотокамер и микрофонов.

– Хэм? Хэм?! – обратилась к нему Кэтти. – Ты согласен?

Звук ее резкого восклицания выдернул из накатившего прошлого со слепящими фотокамерами и ослепительными однодневными вертихвостками.

– Что ты спросила? Я задумался.

– Говорю, едем же в Вагатор. Там так здорово! Помнишь, там такая чарующая заброшенность, пальмовые плантации, угрожающие скалы и голова Шивы?

– Конечно, я помню ту поездку в Вагатор. Это была наша первая вылазка еще на скутере, когда мы попали под дождь. Наверное, только мы могли с тобой попасть под дождь в высокий сезон! Это было здорово! И тот разрисованный слон по пути, неожиданно вышедший из зарослей на обочине. Помнишь то великолепное небо перед очередной попыткой бури разразиться ливнем? Такого живописного буйства красок не увидеть в других местах! Голубой, бирюзовый, серый, лазоревый, вайдовый, циановый и электрик в одном воздушном нагоне! Превосходство природы во всем!

– Закругляйся и идем позавтракаем.

– Слушаюсь и повинуюсь! – разулыбался Хэм и стал энергично натягивать шорты и рубаху. Поправил кольцо в ухе и почесал свою помутневшую татуировку, раскинувшуюся через шею, плечо и до локтя левой руки.

На кресле у двери стояли упакованные рюкзак и пакет, лежали свернутые трубочками полосатые пляжные полотенца, две терракотовые банданы и ключи от Роял Энфилда.

8

Оливер Хэмсворд Эдвардс, или Олли, как звали его родные и многочисленные приятели в редакции, был сыном доктора медицинских наук в области дерматовенерологии.

Отец, Мартин Ли Эдвардс, вел востребованную частную практику в благополучном оживленном пригороде, обеспечил семье большой ухоженный особняк с обстановкой в престижном Вейбридже в двадцати пяти километрах от центрального Лондона. Выучил единственного сына Олли в университете. И выпустил во взрослую жизнь с библиотекой полезных назиданий в области финансовых операций и сохранения интимного здоровья.