Амрита Альгома - Простая История. Том 4

Джеф бегом взлетел по лестнице, забыв раздеться у входа. Марина торопливо поднялась следом: он стучал тихонько. Ему ответила тишина. Взглянул на Марину.

Она чуть пожала плечами и вздохнула.

– Ники! – Окликнула она с несчастным видом.

– Ники, открой, – сказал чуть погромче Джеф.

Щёлкнул замок, дверь распахнулась, Николь упала ему в руки, забыв о тестах. Ура! Он приехал! Она обхватила его руками и некоторое время молчала, прижавшись к нему.

Джеф хмуро погладил её по спине и взглянул на Марину. Она печально смотрела на Николь. Почувствовав, как он сверлит её глазами, окинула его взглядом, повернулась и пошла к лестнице. Его поразило это молчаливое одобрение. Он сделал пару шагов вперёд, не выпуская из рук Николь и вошёл в комнату. Она отпустила его, щёлкнул, снова закрываясь замок. Марина, услышав этот щелчок на лестнице, покачала головой, приподняв плечи.

Она только что объявила войну Тому.

Её злость на Джефа давно прошла, уступив грустному признанию: Николь теперь ей не принадлежит. Если раньше Марина и играла в команде Джефа, то только ради дочери: ей не хотелось огорчать Ники. Это совсем не обозначало, что ей не нравился Джеф, но маленькая надежда, что когда-нибудь увлечённость её ребёнка Джефом пройдёт, всегда оставалась где-то в глубине души Марины.

Теперь пришло осознание – Николь действительно выросла, и больше не нуждается в ней.

Вот это было непереносимо.

Томясь при мысли о бесполезности своего труда все эти годы, Марина боролась со всё сильнее прораставшем в душе убеждением, что Николь нашла своё будущее. В нём Марина не видела себе места. Но и защититься от этого она тоже не могла. Она не чувствовала себя настолько храброй, чтобы просто взять и высказать все эти размышления мужу. Нет, ни за что! Он так взбесится, невообразимо. Начнёт воевать на оба фронта, в этом она не сомневалась. Он перемелет в мелкую крошку саму Марину и её никто не защитит. Джеф ему не по зубам. Он может надавить и на Николь, но похоже, Николь так просто не сдастся. Марина почти физически сейчас ощущала её неуязвимость. Оставалось только и Марине надеяться на такую же поддержку Джефа. Ей вдруг пришло в голову, что она всё что у неё есть, просто взяла поставила на одного человека, которого фактически знает от силы полгода.

Джеф, даже не услышал звука закрывшейся двери. Когда он попал сюда впервые, здесь всё было в картинах и рисунки Николь лежали в нескольких папках на столе. После того, как она увезла к нему свои картины, которые теперь окружали его в квартире, он точно знал: она завешала все стены плакатами. Пожалуй, в этом тоже проявлялся её страх одиночества. Марина сказала, что Том намеренно снова оголил её комнату, поубирал со стен все лица и пейзажи. Теперь он, изумлённый, стоял и оглядывался, пока Ники стягивала с него куртку.

Вся комната её была в рисунках: акварели, масло, пара марин и карандашные наброски. Портреты. И Джеф. Вот он стоит, вот Джеф сидит, вот в "башне" вот просто лицо, вот ещё, и ещё, и ещё. Почти не дыша, он огляделся, поражаясь культовости этой комнаты. Николь торопливо снимала его портреты. Это было знакомо: развесить вокруг лицо того, кто тебе интересен.

– Извини, – оглянулась она на него. – Раз тебя рядом нет, то хоть портреты твои видеть. Мне ещё нужно сделать тесты по физике, а я не успеваю.

Она снова села за машину, изредка оглядываясь на него. Но тесты теперь не шли – Джеф же пришёл!

Он же, почти сразу забыв о портретах и замерев на месте, упёрся взглядом в чёрное небо и белую землю на холсте, разглядывал богатство синих земноводных. Щедрыми мазками, где едва обозначенные, где тщательно изображённые, они нахально лезли в глаза, блестя желтоватыми пятнами на синеве скользких округлых бородавчатых боков. Джефа смущала неприкрытая откровенность этого изображения. Его сон, овеществлённый настолько, производил такое кошмарное впечатление, что Джеф почувствовал боль в сердце.

Глаза отвести от холста удалось с трудом.

– Тебе нравится? – Стеснённо спросил он, указывая взглядом на картину и досадуя на себя: разве такое может нравиться?

Что с ней было, когда она писала ЭТО?

– Это? – Спросила Николь, кинув взгляд на подоконник, весь заставленный красками, растворителем, кистями и возвышающимися над всем этим жабами, закреплёнными на подрамнике. – Скажешь тоже. Разве такое может нравиться?

– Зачем тогда?..

Она только тряхнула головой – надо же было как-то избавиться от них.

Он смотрел ещё некоторое время на непросохший выброс энергии, потом перевёл взгляд на неё. Осмотрел её всю, сидящую перед монитором, картинку на экране, отодвинутую клавиатуру, книги, разложенные на столе, раскрытые, лежащие одна на другой.

– Давай помогу, – предложил он, сразу найдя себе занятие и отбросив некомфортное зрелище на задворки сознания.

– Разве это можно было оставить в себе? – Николь приглядывалась к выражению его глаз. Похоже, он не очень её понимал. Она объяснила: – Это работа. Эмоции. Когда тебе плохо, ты лечишься работой, сам ведь так говорил? Вот и я. Это неприятно, лежит внутри меня, ворочается, а перенесёшь на холст и сразу легче. Если тебе неприятно смотреть, можно просто сжечь.

– Нет. Оставь, – отстранённо предложил Джеф, уже явно поглощённый тестом на экране, усевшись на край её постели и придвигая к себе клавиатуру. Нажал пару раз на курсор, чтобы поднять изображение и посмотреть, что там у неё было вначале.

Но объяснил:

– Не смотреть неприятно, а просто сон был плохой.

Николь некоторое время следила, как он проверяет её тест. Сначала просто автоматически исправил пару формул. Потом напечатал ответ, удалив кусок её текста, понемногу явно увлекаясь этим делом.

– Так тебе действительно приснились такие жабы? – Недоверчиво спросила она.

– Действительно, – тревожно сказал он, поворачиваясь к ней и обшаривая глазами с растущим вниманием её лицо. – И синий цвет во сне – к болезни. Побереги себя, пожалуйста, Ники. Я очень беспокоюсь.

Он снова взглянул на этих жаб и Николь подумала, что надо убрать их с глаз долой или повернуть, что ли, чтобы не мозолили мозги.

Она смотрела на него молча, впитывая его тревожность и понимая её. Потом тихо шепнула в слабой попытке утешить:

– Ну, сейчас-то я тут, с тобой!

Джеф вздохнул, обнимая её и отворачиваясь от холста. Отодвинул клавиатуру, сохранив исправления.

Они помолчали.

– От тебя пахнет табаком, – сказала, немного спустя, Николь.

Джеф засмеялся смущённо:

– Да, извини. Боюсь, я снова всерьёз начал курить. Смолю днями без остановки. Не беспокойся, я брошу. Тебе неприятно?

– Наоборот. Вернее, когда курят мне не нравится: тяжело дышать. Но вот так, только напоминание о том, что ты курил, приятно. Запах от тебя такой… Необычный. Даже определения нет, просто нравится. Не бросай до конца, если сумеешь.