Марк Довлатов - Любовь по-французски. Секс-рассказы

– С днем рожденья, Бельчонок.

– Это мне такие розы?!

– Нет, это тете Марусе с первого этажа.

– А где ты взял?

– Нууу… посадил черенки на своей фазенде, полол-поливал… а сегодня…

– Ну Мишка! Ну дай скорей их мне! Боже, как пахнут! Чудесные просто! Спасибо тебе, мой родной.

– Кофе в постель? Или что-нибудь… по-французски?

– Ну подожди еще. Я хочу так полежать.

Бэла развязала ленточку и осторожно рассыпала цветы по груди.

– Красиво?

– Красиво. Но ты и без роз у меня самая красивая. Они ничего тебе не добавляют и не убавляют.

– Ну Мишка, ну мне нравится так. Щелкни меня. Я хочу.

– В фейсбук повесить?

– Ну а что тут такого.

– С голыми плечами? Опять ты. Белка, ну для кого?

– Ну ничего же не вииидно! Плечи и плечи. Пусть девчонки умрут.

– Ладно, давай твой телефон.

Михаил взял смартфон и сделал пару кадров, Белка поклацала по экрану и протянула ему телефон – на ее странице в фейсбуке висело только что сделанное фото, а над ним была надпись: «Вот такой у меня Мишунчик!» Грудь его затопила горячая волна, он потянул одеяло на себя, припал губами к коленям Белки, целовал ее икры и ступни, гладил бедра ладонями, развел ноги в стороны, поднялся выше и поцеловал венерин холмик, раздвинул пальцами губы, тронул клитор кончиком языка, втянул его весь в рот. Белкины ноги задрожали, бедра поднялись, дернулись и сжались, она застонала, пальцы ее впились в простыню, потом уперлись в голову Михаила и оттолкнули ее; на груди ее поднимались и опадали розы.

– Мишка, они мне все соски покололи своими шипами!

– Так розы без шипов, что бочка меду без ложки дегтя.

– Да я не про то! Это было какое-то совсем новое ощущение! Ты меня там… внизу… так приятно… я дергаюсь… а они меня колют, я опять дергаюсь, все вниз уходит, и так волнами – вверх-вниз, вверх-вниз… Никогда так еще не было! Так… остро. Мне казалось, что это никогда не кончится. Вот интересно… а если туда положить… Нет, туда страшно. Ой, все, не могу больше! Щас приду!

Белка, как была голая, ускакала в туалет, а Михаил упал спиной на кровать и уставился на барочную люстру. Ну, такого ты еще не видела. Хотя видала ты немало. И разного. Ну, пошли покурим.

На кухне он опять включил кофеварку, закурил, выложил круассаны на тарелку, поставил на поднос и «Нутеллу», выжал в стакан апельсин, вылил кофе в кофейник из сервиза, добавил чашку на блюдце и отправился в спальню. Розы уже стояли в хрустальной вазе на трельяже, а Белка с мокрой кожей лежала на кровати – без халата.

– Я хочу так полежать.

– Да я разве против. Первый завтрак Венеры. Боттичелли звать будем? Или просто в фейсбук повесим?

– Ну вот какой ты, Мишка, все-таки.

– Какой?

– Смотри, уже сколько лайков наставили.

– Да, это замечательно.

– Ну не сердись. Корми меня. Я такая вся из себя лежу… богиня, можно сказать… абнаженная… а ты… Ну какой ты у меня хороший, Мишка! Так ты все красиво устроил! Ставь сюда, я голодная!

Белка выпила сок, взялась за кофе, впилась зубами в круассан, ухрумтела его, взяла следующий, допила кофе и откинулась на подушку.

– Ой, как хорошо. А ты ел уже?

– Нет.

– Ну а чего ж ты себе чашку не взял.

– Да это ничего. Я люблю смотреть, как ты ешь.

– Мишка. У меня соски теперь болят.

– Зеленкой намажем?

– Ну убью уже щас тебя! Полечить надо срочно!

Михаил открыл крышку и зачерпнул пальцем шоколадного крема.

– Целебный бальзам. По средневековому рецепту.

Он осторожно намазал кремом соски, облизал палец и придвинулся к девушке; язык его медленно слизывал густой шоколад, а рука гладила колено Белки, сдвигаясь иногда по бедру в сторону живота.

– Ой, ну сильней соси! Вот так, давай, еще… Вкусно?

– Божественно просто.

– Ага, вот и мне захотелось. А ну поднимись. Иди сюда. Ну вот, я так и знала: торчит, как часовой у мавзолея. Вот мы его тоже намажем… полижем… пососем… Господи, да это же оторваться нельзя, как вкусно! Так и привыкнешь… А ну еще… Да не дергайся! Подожди! Мишка! Стой!

Дикий спазм свел бедра Михаила, член его дергался вперед, выстреливал густую белую жидкость на розовую кожу девушки, она прижала его к щеке и закрыла глаза; сперма медленно стекала вниз, собралась на подбородке, раскачивалась жемчужной каплей, оторвалась и упала на грудь.

Белка открыла глаза и облизала губы.

– Ну вот, опять надругался над бедной девочкой.

– Да? А мне показалось, что девочка сама сладкого захотела.

– Так то ж слааадкого! А этот торчун противный всю меня извозюкал. Опять в душ надо идти. И не падает, подлец. Вот погрызу тебя, будешь тогда знать. Мишка, и чего он у тебя такой неугомонный.

– Так это же он на тебя.

– И больше ни на кого?

– Да никада!

– Вот брихун ты мой сладкий. А ну иди сюда, сядь на меня сверху.

Михаил поднялся, оседлал девушку, стал водить головкой члена по ее соскам, по груди и шее, по щекам и губам; она высовывала язык и короткими движениями касалась возбужденной плоти, потом схватила член рукой, сильно сжала его у основания и присосалась к кончику губами, резко отстранилась и откинулась на подушку.

– Кончить ты сейчас не хочешь. Но стоишь. Значит, хочешь чего-то другого. А ну давай угадаю. Щелкнуть меня так?

– Если Вы не против, маркиза.

– Ладно, мы, маркиза, сегодня добрые. Ты нам угодил. Только скажи честно.

– Что.

– Тебя возбуждает, что я буду у тебя вся… вот такая? Да? Вся в твоей сперме? Это?

– Это будет знак. Символ.

– Развратности?

– Нет. Твоей принадлежности. Мне.

– Так я и так вся твоя. Ладно. Дай мне розу.

Белка взяла с тумбочки поднос и поставила перед собой, а Михаил поднялся, вытянул из вазы розу и вернулся на кровать. На экране его смартфона вырисовался кадр: обнаженная девушка левой рукой держит цветок и прикрывает им левый сосок, а правую руку, зачерпнув пальцем шоколадного крема, подносит ко рту и облизывает языком; левая нога ее согнута в колене и выдвинута вперед, взгляд снизу вверх таит в себе обещание неземного блаженства.

Прозвучало щелканье затвора, Белка убрала поднос обратно на тумбочку, легла на спину, раздвинула ноги, положила между ними розу, а руки подняла вверх.

– Доставай свои кандалы, противный ты пиратище. Пусть уж будет у тебя сегодня полная принадлежность. И на твоей улице праздник. В награду.

Михаил вытянул из щели между матрасом и спинкой кровати никелированные наручники и с удовольствием услышал звук щелчка – он всегда вносил в его душу успокоение. Вот сейчас нет никаких бородатых врачей и олигархов, итальянских графов и греческих художников, никого нет, есть только она, добровольно отдающая тебе свою свободу, дающая тебе право и власть делать с ней все, что ты захочешь . Ни с чем не сравнимый момент. Если бы его можно было записать в себе. И, когда она в очередной раз будет вертеть хвостом у себя в больнице или еще где, ты бы включил вертушку, поставил алмазную иглу на виниловую дорожку своей души и успокоился. Он защелкал камерой.