Салли Боумен - Тайна Ребекки

Получила я то, чего ждала? Конечно, нет. Ричард и Роберт – убежденные пацифисты – не принимали участия в Первой мировой войне, они отправились на ферму отца Роберта в Суссекс, а после окончания войны переехали сюда. И они помнили, что Ребекка появилась на Тайт-стрит три года спустя. Они помнили, как она болела – один утверждал, что это продолжалось несколько месяцев, другие с жаром отрицали это и доказывали, что прошел почти год, прежде чем она выздоровела и стала вызывать у других женщин ревность, зависть и чувство соперничества.

Ричард считал, что Ребекка устроилась во французское посольство в отдел социальной помощи; Роберт доказывал, что она помогала двум женщинам-модельерам, подбрасывала свежие идеи для ателье, и их дело какое-то время процветало; Райнер упомянул про какого-то богатого покровителя, который играл на бирже и ссужал ее деньгами. Все трое сходились в том, что красота Ребекки служила ее главным оружием в продвижении наверх, но не меньшее значение имели ум, обаяние, ее удивительная манера говорить, она становилась подлинным украшением всех ошеломляющих джазовых вечеринок.

– Она была музой! – восторженно воскликнул Райнер, который выпил вина больше остальных. – И даже один ее вид вызывал вдохновение!

– Ах, эти глаза! Эти колдовские опасные глаза, – промолвил Ричард, а может, Роберт – я забыла.

И они дружно плели паутину, в основе которой лежала ностальгия о прошлом, а нити – из вымысла.

Поднявшись из-за стола, я подошла к детишкам, которые возились в дальнем конце сада, – грязным, как цыганята, пухленьким и голодным, как щенята. Они одновременно бросились на кухню в поисках еды, и спокойная, неторопливая беременная женщина, которую я уже видела, начала резать им хлеб, выложила фрукты на стол, взяла кувшин и разлила из него молоко в стаканы. Дети толкались вокруг нее, а когда я проходила мимо, она взяла меня за руку.

– У тебя ее брошь, – сказала она низким голосом, обернувшись к группе мужчин, сидевших в саду и споривших о событиях, которые могли произойти в 1921 году или 1922-м, а может быть, и не происходивших никогда.

Она оказалась старше, чем мне вначале показалось. Что-то в ее манере говорить или что-то, промелькнувшее в ее Глазах, заставило меня остановиться.

– Вы ее знали? – спросила я, видя, как ее лицо вдруг осветилось.

– Одно время очень хорошо, – ответила она, снова оглянулась на мужчин и, тепло улыбнувшись, добавила: – Лучше, чем кто-либо другой.

Потом она снова повернулась к детям, и вскоре после того я покинула этот чудный дом.

Я снова вышла на жаркую Тайт-стрит. Ключ от квартиры Ребекки был все еще у меня, и я могла бы войти туда и осмотреть то, что ей принадлежало. Воровски порыскать, поискать последнюю тетрадь, хотя была уверена, что не найду ее, забрать фотографии с алтаря… Но я не могла заставить себя снова перешагнуть порог. Правильно я сделала или нет, но я оставила все как есть. Пусть кто-то другой занимается и этой комнатой, и вещами, которые там лежат. Пусть кто-то другой соберет все эти культовые вещи. Вчера я имела возможность видеть наглядно, что происходит с теми, кто одержим прошлым. Я видела женщину, которая растворилась в прошлом. И мне уже не нужны были талисманы.

Я завезла ключ врачу-хирургу и уехала из Лондона. В оконном стекле то и дело появлялось мое отражение, как только мы въезжали в тень. И я видела брошку-бабочку, приколотую к моему платью. Почему-то я не чувствовала себя прежней. Мне казалось, что я стала другой.

Когда я пыталась проанализировать, что видела и слышала во время этой поездки, картина распалась на отдельные фрагменты. Получалось, что Ребекка набросилась на пианино, когда пришла от врача? Почему-то вспомнилось пианино, которое было у нее в детстве в Бретани, со струнами, которые надо было подтянуть. Чем дальше мы ехали на запад, тем сильнее нагревался вагон. Задвижка на раме оказалась сломанной, и окно нельзя было открыть, в вагоне установились жара и духота.

Теперь я поняла, почему Том Галбрайт прекратил свои поиски. Мне надо было последовать его примеру. Все самое важное про Ребекку я уже выяснила, а мелочи не имели значения. Мне можно было бы гордиться тем, что удалось выяснить, но я пришла к выводу, что прошлое – прихотливо: иной раз ты преследуешь его, а в другой момент осознаешь, что оно преследует тебя, и, когда это происходит, тебе уже трудно избавиться от него. Не обращать на него внимания невозможно.

– Хорошие новости, – сообщила мне Роза, приехавшая встретить меня на станцию. – Твой мистер Галбрайт звонил вчера из Бретани. Через четыре дня он приезжает сюда и собирается навестить нас со своим другом…

– Он не мой, – ответила я, опуская боковое стекло. – Перестань называть его так. До чего же жарко.

– И Фрэнсис Латимер придет сегодня к нам на ужин. Я договорилась с рыбаками. Мы приготовим форель.

– Сегодня? Роза, но я так устала. У меня такое впечатление, что я ехала целую неделю в этом поезде. Чья это была идея? Твоя или папы?

Роза с сочувствием посмотрела на меня:

– Неужели ты настолько плохо меня знаешь? Конечно, Джулиана.

И затем почти до самого дома моя тетя не вымолвила ни слова. Мы ехали по узкой дороге, которая петляла вдоль берега и живой изгороди – такой густой и высокой, что казалось, будто мы очутились в зеленом туннеле. Запахи летнего дня наполнили машину. Уныние, охватившее меня, отступило. Я рассматривала жимолость и дикий шиповник, которые выискивали каждый просвет в изгороди, чтобы тотчас заполнить его.

Мысль о том, что Том скоро приедет, вызвала радостный подъем.

Мы подъехали к подножию холмов за Керритом, и перед нами открылась панорама океана со сверкающей кромкой горизонта.

– Да, кстати. У нас была гостья, – вспомнила Роза. – Какая-то женщина приехала вчера после обеда, когда отец отдыхал. Мне она показалась немножко странная. И я не стала рассказывать ему про нее.

– Женщина? Кто такая? И чего она хотела?

– Не знаю. Я ее не узнала, а она не представилась. Очень уклончивая. Хотела повидаться с отцом.

– Она никак не назвалась? Странно. А как она выглядела?

– Ничего примечательного, – ответила Роза. – Одета немодно: какое-то серое платье, серые волосы – как мышь.

Наверное, кто-то из церковного прихода, решила я, или из бесчисленных благотворительных комитетов, которые пытались привлечь моего отца. И тотчас забыла об этом визите и не осознавала всей его важности еще несколько дней. Но в тот момент меня занимали совсем другие мысли и чувства, я думала о возвращении Тома, и какое мне было дело до какой-то неизвестной, ничем не примечательной женщины?

Весть о том, что Том возвращается, разлетелась по Керриту с невообразимой быстротой. Оказалось, что об этом известно уже всем в округе. Я отправилась к аптекарю, чтобы купить лекарства для отца, и там мне улыбались с понимающим видом. А за день перед приездом Тома и его друга я приехала в Керрит запастись едой для ужина, который задумала устроить Роза, и, видя, как продавщица мысленно примеряет на меня свадебное платье, постаралась как можно быстрее улизнуть оттуда. Но вырваться из когтей Марджори Лейн оказалось куда труднее. Она выскочила из своего благоустроенного домика, когда я проходила мимо, и схватила меня за руку.