Оксана Вздорик - Без памяти. Роман-размышление о женском счастье

Лера получила десерт. Запустила ложку в нежный сырный крем, понюхала в чем вымачивали бисквит – вполне себе приличный алкоголь с приятным запахом – положила это чудо в рот и тут же расслабилась, почувствовав знакомый вкус, наполненный самыми приятными ассоциациями. Этот десерт олицетворял для нее роскошь и изобилие, романтические свидания и страстные вечера. Но как только глаза открылись, наслаждение улетучилось: перед ней лежала раскрытая тетрадь, опровергавшая всю ее жизнь за последние девять лет, да и задолго до, раз воспоминания вырезаны.

Бог ты мой… И как мне теперь с этим жить? Как принять тот факт, что я сама сделала с собой такое – лишила себя памяти? Из благих побуждений, конечно, и, кажется с вполне положительным эффектом, но все же… Я уже верю, что это про меня, что это была моя жизнь. Эх… Придется таки дочитать .

Так вот, возвращаясь к образу отца и переезду. Варианты обмена они смотрели, пока я месяц отдыхала в пионерском лагере, и, естественно, моего мнения никто не спросил. В итоге в обмен на нашу двухкомнатную квартиру с большим коридором и балконом с видом на море практически в центре города мы получили две однокомнатные квартиры у черта на куличках.

Это были две однушки в соседних панельных домах, стоявших так на отшибе и далеко от центра, что для меня это было равнозначно переезду в другой город. Город и правда оттуда выглядел совсем другим. Я была и рада, и зла. Рада, что мы, наконец, не живем с отцом алкоголиком – мне тогда казалось, что лучше уж никакой, чем такой. И зла, что он по-прежнему слишком близко и, гуляя с собакой, я не могу не посмотреть на его окна.

Мы с мамой поселились в новой квартире на первом этаже, но с огромной лоджией и довольно большой комнатой замысловатой конфигурации. Всю мебель и телевизор мама отдала отцу под предлогом того, что не хочет тащить в новую жизнь ничего из того, что напоминает ей о старой. Сейчас я думаю, что она его просто пожалела, понимая, что при его алкоголизме новых вещей он себе купить не сможет. А в себя она верила.

Так вот однажды, я решила посетить новое жилище отца – благо соседний дом – и оно понравилось мне значительно больше нашей пустой мрачной квартиры. В нем было больше света, т.к. четвертый этаж с окнами на юг, а не первый с видом на опорную стену. В нем стояла знакомая мебель и телевизор. И тогда я поняла, что, наверное, захочу приходить сюда, когда будут проблемы с мамой. А они уже начались. Мне было 13 ей- 43: у обеих переходный возраст. Первый год после развода был очень тяжелым, но об этом я буду писать позже, когда решу, что некоторые воспоминания, связанные с матерью, тоже бы не мешало убрать из памяти. А пока отец…

Он пытался заходить в гости, поддерживать контакт. И мать регулярно пускала его и кормила. Я же бесилась. Если была дома, то выставляла его вон, если открывала дверь – то не пускала на порог. Я была на него зла. Очень зла тогда. И основная претензия звучала так: он бросил нас ради выпивки. Ведь единственным условием, которое поставила ему мама, была трезвость. «Или ты бросаешь пить, или мы разъезжаемся». Она даже предлагала ему закодироваться, чтобы не пить, но он принципиально был против этой процедуры – насмотрелся на срывающихся дружков, у которых начинались после этого серьезные проблемы с головой, а в то, что он не сорвется, он, видимо, не очень-то верил. Пить он так и не бросил. Значит, ценил нас меньше, чем беспамятство. Значит, любил водку больше, чем нас. А раз так, то пусть с ней и остается. А мы ему не нужны. Добавьте к этому эмоциональную нестабильность подростка, и вы поймете, почему я хлопала дверью перед его носом. И кричала на мать, когда она его подкрамливала…

А потом он попал на деньги: въехал выпившим на рабочем грузовике в дорогую иномарку. И нет работы, нет денег, есть долг и девяностые годы. В итоге он обменял свою квартиру на однушку в захолустье – городе Артеме в 40 км от Владивостока – на почти недосягаемом расстоянии от нас. И перестал приходить. Последний раз я его видела, когда он приехал поздравить нас с новым годом. Наступал 1995. Выглядел он ужасно. Сильно постарел – алкоголь никого не щадит – исхудал до неприличия. И если раньше все считали его красивым – да он и был таким раньше – то сейчас он был жалок. Настолько жалок, что я даже не решилась его выгнать. Да ему и некуда было идти. Он сдал квартиру кому-то на новогодние праздники и попросился к нам на постой. Я была против, но мама пустила. Я же 1 января ушла, чтобы продолжить праздновать с друзьями. Помню, как мне хотелось тогда встряхнуть его, или больно ударить, или сделать что-то еще, чтобы он увидел, понял, что он с собой сделал и во что превратился. Мне было стыдно, что он мой отец. Мне было жалко и обидно, и я сбежала. Не так уж мне нужны были эти друзья тогда – я просто не могла на него смотреть. Точное попадание в выражение «без слез не взглянешь».

А потом он уехал. И больше мы его не видели. Через полтора года маме пришло письмо из домоуправления города Артем, о том, что ее бывший муж умер полгода назад, а квартира должна перейти мне, как единственной наследнице.

Полгода добрая женщина из домоуправления потратила на то, чтобы выяснить личность умершего – ведь он был на чужой кухне без документов, собутыльник не знал ни фамилии, ни адреса. В итоге только придя в квартиру, за которую была почти годовая задолженность по оплате, она смогла сложить дважды два. Нашла какую-то старую мамину грамоту и по ней догадалась, что он был женат, а дальше уже паспортный стол выдал информацию и обо мне.

Такой вот образ…

* * *

Ну, здравствуй, папа…

Лера вдруг ощутила горечь от того, что забыла половину, если не большую часть своих отношений с отцом. Она не могла поверить в то, что была способна выставлять его за дверь и вообще навязывать кому бы то ни было свою волю. Лера помнила отца. Его спокойные серые глаза, красивое лицо, худощавую фигуру. И сейчас сидя в кафе и читая странную тетрадь не испытывала никаких негативных чувств к нему. Скорее, она его даже любила. Лера вспомнила, как однажды он принес ей из поездки котенка. Обычного такого котеночка серополосатой расцветки, пушистенького и кругленького, на вид совсем дворового. Боже, как она радовалась. Ей всегда хотелось иметь животное, но мама была против. А тут отцу не сказала ничего, но начала активную кампанию по поиску того, кому бы этого котенка отдать. Одна из соседок – кошатница, готовая взять его, но не получившая ответов по поводу пола и возраста, пришла на него посмотреть. Всплеснула руками – Батюшки мои! – и стала судорожно тараторить: где же вы такое чудо взяли? Как же вы теперь с ним? Его же надо в зоопарк… Хотя кто же его возьмет… А обратно? Можно его обратно отвезти? Хотя да… Нет… Мать с вашим запахом его загрызет… Ну, придется вам самим… И ушла. Мать побежала за ней и только на лестничной клетке сумела добиться вразумительного ответа. Оказывается котенок этот по виду и размеру двух-трех месяцев был еще слепым. Не было ему и двух недель и принадлежал он к виду не обычных дворовых кошек, а был рожден в семействе камышовых котов. Разволновалась она так, потому что коты эти большая редкость и чуть ли не из красной книги, а потому сдать его властям без штрафа или не дай Бог срока, не удастся, а держать его дома опасно – все-таки хищник. А если мы его просто на улицу выставим, она сама, сама нас милиции сдаст. Такая сердобольная тетушка.