Марк Довлатов - Раба любви. Секс-рассказы

– Ну, доставайте телефон. И не смейте говорить, что Вам этого не хочется.

Вот ты, бл…, напасть какая напала. Закрыть глаза? А какой смысл. Что это изменит. Ты уже сидишь в одной комнате с голой женщиной. И она щас… Господи, прости меня грешного. Завтра схожу в церковь, поставлю самую большую свечку. А сегодня… семь бед – один ответ . Он достал смартфон и включил запись видео. Анна Сергеевна трогала свои соски, вертела их, постанывала, потом опустила ладони вниз, гладила живот, потом бедра, раздвинула их, раскрыла блестящие губы, посмотрела прямо на Михаила и стала трогать клитор. Бедра ее двигались, сходились и расходились, она стонала уже громко, выгибала спину назад, и тут вдруг из кухни раздался свист чайника – она дернулась всем телом, сжала бедра, вытянула ноги, подвигала еще немного рукой, дернулась еще пару раз, шумно выдохнула и откинулась на спинку дивана; Михаил нажал «стоп».

– Как мне хорошо, Миша. Как мне было хорошо с Вами. Как Вы меня нежно и страстно трогали. Спасибо Вам.

– Да я же…

– Да-да-да. Ничего не говорите. Все хорошо. Успокойте свою совесть. Это все я. Ну вот свалилась я Вам на голову. А Вы не свободны. Так бывает. А я не могу Вас выбросить из головы. И не хочу. И сегодня было прекрасно. И поверьте, это вовсе не просто плотское влечение стареющей женщины к молодому самцу. Мне тепло думать о Вас, вспоминать. Я очень часто это делаю. И мне от этого хорошо. А еще я знаю, что я Вам нравлюсь. И это очень греет. Какой-то маааленький огонек надежды в душе горит, а согревает всю меня. И еще. От того, что Вы не соглашаетесь, я Вас еще больше люблю. Пусть это покажется Вам парадоксом, но это так. Хватит с Вас на сегодня. Вы устали, я вижу. Вам пора. А у меня чайник улетит. Знаете про условный рефлекс, про собак Павлова?

– Конечно.

– Вот. Теперь у меня будет рефлекс на чайник. А чай я люблю. Идите, Миша.

Михаил поднялся, хотел найти в себе доброе слово этой женщине, но подавил это желание, повернулся и двинулся к выходу. У двери он обернулся, Анна Сергеевна неотрывно смотрела на него, он молча открыл дверь и вышел. На улице он с остервенением вырвал сигарету из пачки и закурил. Может, и себе чайник со свистком купить? Павлова порадовать.

Дома никого не было. По дороге, в такси, он заархивировал видеофайл и удалил оригинал. Он пошел сразу в душ, долго вертелся под струями, поливал себя гелем, смывал, опять намыливался, менял горячую воду на холодную, но картина волнующихся грудей Анны Сергеевны из головы не уходила, а в ноздрях застрял дурманящий шанельный аромат. Надо чаю попить. Крепкого. Да. Он сидел на кухне, ждал, пока заварится чай и курил. Потом взял бабушкину кружку, сёрбнул пару раз и услышал скрежет ключа в двери. Явилась-не запылилась. И всего-то час ночи.

Он вышел в холл. Открылась дверь, и впустила Белку. Волосы ее были заплетены в обычную косу, хотя раньше она так не делала; на лице блуждала улыбка.

– Ты мой слааадкий!

Белка повесилась на Михаила и попыталась поднять ноги, согнув их в коленях. Он стоял как столб, девушка отодвинулась.

– Ну, не очень-то и хотелось. Дуешься? Что я поздно? Так я последняя из такси вышла – сначала девчонок развезли. Молчишь? Это из-за того, что я без тебя была? Могу я хоть разочек сама гульнуть? Ты же тоже один был.

– Был.

– Ладно. Я в душ.

Михаил вернулся в кухню и закурил. Ну вот, жива-здорова, никуда не делась. Все хорошо. Ну, поживем – увидим, как говорят французы. Пошли спать.

В спальне он расстелил кровать, потынялся по углам и увидел два золоченых крючка, которые он ввинтил в стену на высоте двух метров пару месяцев назад в промежутке между шкафом и дверью, затем он повыдвигал ящики своей тумбочки, пошарудел там и закрыл.

Вошла Белка в халате, сняла его, походила по спальне голой, зачем-то понаклонялась, достала из шкафа и натянула на себя сетчатые черные колготки с отверстиями спереди, сзади и по бокам – казалось, что это пояс с подвязками и чулки. Михаил сидел, опершись на спинку кровати. Белка залезла на кровать и стянула с него трусы, улеглась напротив и стала пальцами ног шевелить у него в паху.

– Ну, чего это он у тебя такой грустный? Ты устал?

– Я устал.

– А я девчонкам фото показывала.

– Какое.

– Где ты мне на ноги кончил.

– Ну показывала и хорошо.

– Ты не злишься?

– Нет.

– Нет? Совсем?

– Совсем.

– А он все грустит. Слушай, у тебя есть тут наручники?

– Есть. Тебе зачем.

– Дай мне.

– Держи.

Белка поднялась, пододвинулась, взяла наручники и защелкнула их вокруг мошонки Михаила, потом вернулась назад, улеглась на спину, опершись на локти, и продела пальцы правой ноги во второе кольцо. Она подняла ступню, подвигала ею вправо-влево, потянула вверх, подергала.

– Не нравится ему? Вижу, не нравится. Ладно, снимем. Может, на меня наденем? Нет? Ну Мишка! Это ты из-за той фотографии?

– Да мне все равно, что ты там кому показываешь.

– В фейсбуке.

– Нет. Я и не видел никакой фотографии.

– Вот брихун. Из-за комментов?

– Да плевать я хотел на все комменты. Только мне и дел есть, что читать комменты разных коцнутых пидоров.

– Ну не злись, Мишунчик. Это и не я ее повесила.

– Да, я понял, сама повесилась.

– Это Дашка нас фотографировала, а потом и нажала «поделиться».

– Конечно. Я все понял. Одни враги кругом. Только Дашка там рядом с тобой сидит.

– Так ты ж не видел!

– Ну видел.

– Значит, из-за нее.

– Я просто устал. Давай спать.

– Ну я не могу так спать! Ну поругай меня, покричи.

– Не хочу я тебя ругать.

– А я знаю, что ты сейчас хочешь.

– Ты цыганкой заделалась?

– Ты хочешь меня побить.

– Какая прозорливость.

– Ну так давай!

Белка вскочила и улеглась поперек ног Михаила на живот. Он ляснул ее ладошкой по попе.

– Все. Индульгенция выдана. Иди ложись. Спи.

– Ну нееет, это не считается! Давай по-настоящему!

– По-настоящему? Ладно. Будет тебе по-настоящему. Вставай. Надень свое платье.

– Какое?

– В котором была.

– Ладно.

Белка достала из шкафа «шанельное» платье и надела. Михаил поднялся с кровати, взял из тумбочки еще одну пару наручников, подошел к девушке и защелкнул их у нее на запястьях.

– Пошли.

Он подвел ее к закутку между шкафом и дверью, повернул лицом к стене, поднял руки и зацепил кольца наручников за крючки, потом раздвинул ноги и задрал платье, просунул руку меж ее бедер, погладил ляжки, нашел губы, потрогал пальцем клитор, взялся ладонями за ягодицы и сжал их.

– Ой, Миша… давай уже скорей…

Михаил вернулся к своей тумбочке и нашел кожаную хлопалку, которая валялась там сто лет без надобности – когда-то он принес ее, чтобы сделать фото для своего сайта. Он подошел к Белке, прошелся левой рукой по гладкой розовой коже попы, а правой вполсилы хлопнул по ней, девушка охнула и обернула к нему лицо.