Айрин Серпента - Восстанавливая равновесие

Первая сестра, или история номер один

Родители Бриттен умирали под мелким моросящим дождём. Маме, наверное, было неприятно, она так не любит беспорядок и мокрые платья. Бриттен Гедлер ван Нек сосредоточенно обдумывала эту мысль со всех сторон, пока полицейский врач вполголоса беседовал с дядей и братом, тревожно поглядывая на неё с другого конца комнаты. Светловолосая девочка с аккуратной французской косой, в модном платьице, воспитанно сидела на стуле, сложив руки на коленях. Было в её самообладании что-то неправильное для тринадцати лет.

Вот брат девочки вёл себя ожидаемо. Сначала при опознании трупов он упал в обморок, после которого разрыдался. Его пришлось отпаивать водой и успокоительным, пока родной дядя Хела и Бриттен с мрачным видом ходил взад-вперёд по переговорной. По выражению его глаз невозможно было сказать, переживает ли он о судьбе сестры, погибшей во цвете лет, о её осиротевших детях или подсчитывает выгоды от внезапно свалившегося на его голову опекунства. Наследство планировалось не только богатым, но и совсем не хлопотным – Рэндольф Гедлер был коммерсантом, удалившимся от дел, и два-три миллиона франков в его сейфах точно завалялось. Если разумно пустить их в дело, играя на бирже…

Взгляд на раскисшего племянника переключил его мысли на другую проблему: мальчишке двадцать. Если Рэнди Гедлер не озаботился завещанием, Хельмут вступит в права наследования меньше чем через год. И автоматически станет опекуном своей сестры до её совершеннолетия. Не слишком привлекательная что-то картина вырисовывается…

Кремация останков супругов Гедлер ван Нек, погибших в автокатастрофе на крутом серпантине Швейцарских Альп, была произведена спустя три дня, церемония прощания – на той же неделе. Визит к нотариусу после похорон подтвердил опасения Хайнса Штольца. Но и приятно удивил его: состояние зятя перевалило за сорок миллионов. А сам жадничал на бриллиантовые побрякушки Лорне! Время от времени, попадая в затруднительные ситуации со своими кредиторами, Хайнс слёзно выпрашивал у сестры то браслет, то колечко, продавал их и ослаблял ненадолго давление. Как Лорна объясняла мужу исчезновение драгоценностей – его не интересовало.

Завещание у Рэндольфа Гедлера было, такое же жёсткое и упрямое, как он сам. Не предполагая, что погибнет одновременно с женой, Гедлер ван Нек оставлял всё состояние, движимое и недвижимое имущество детям, но не жене, ей он назначал ежемесячную пенсию, с условием прекращения выплаты после вступления ею в новый брак. Состояние делилось между детьми не поровну – три четверти Хелу, четверть и дом в Лозанне – Бриттен, после достижения дочерью возраста двадцати трёх лет. В случае если Бриттен до сорока лет не составит выгодную партию в замужестве, из средств брата ей будет выплачиваться дополнительное и весьма крупное пособие. Пожизненно. А ещё в завещании зятя было условие, совершенно очаровавшее Хайнса Штольца, заставившее его мозги работать в новом направлении. Ни законные супруги, ни прямые потомки Хела и Бриттен не наследовали состояние их отца. Брат с сестрой объявлялись наследниками друг друга. И переход права владения происходил не обязательно в случае смерти одного из них, но и при объявлении Хела или Бриттен недостойными наследниками. Например, кто-то из деток Рэндольфа Гедлера попадает в тюрьму…

Спустя десять дней после похорон Хайнс Штольц перебрался на правах опекуна племянника и племянницы на постоянное жительство в городской дом Гедлеров на улице Синьяль, окнами выходящий на парк Эрмитаж. Зрелище, не имеющее равных по свежести и гармонии. Недвижимость, ошеломительная по цене. В этом доме при жизни зятя его не слишком рады были видеть, даже вертихвостка Лорна, напрочь лишённая сестринских чувств. Зато теперь, вольготно развалившись на кровати покойной сестры, Штольц посасывал сигару из запасов Рэнди и с удовлетворением думал, где теперь он, а где эти снобы. Всё же не зря он изучал строение автомобиля на курсах механиков, и с гаечным ключом управляться умел. Кредиторы Штольца, видя радужные перспективы, разжали тиски. Жизнь стала поистине прекрасной.

Если бы не этот мальчишка… Добрый дядюшка Хайнс снова нахмурился. Хела Гедлера невозможно, действительно невозможно назвать послушным племянником. Парень откровенно бунтовал против поступков дяди, прозрачно намекая, что произойдёт после следующего Рождества и как изменится власть в этом доме. Такого поведения Штольц скорее бы ожидал от как раз вошедшей в подростковый бунтарский возраст Бриттен, чем от практически взрослого парня. Но племянница не доставляла дяде никаких хлопот. Она, конечно, не веселилась, не смеялась, ходила всё время грустная и задумчивая, однако не истерила. А что уж она там себе надумает – будем разбираться позже.

У Хайнса Штольца оставался единственный выход – добиться признания Хельмута Гедлер ван Нек недостойным наследником.

Подготовка заняла много времени, почти месяц, но зато план был практически гениальным, продуманным сотни раз во время завтрака, посещения аукционов, неспешных прогулок по берегам Женевского озера, вечернего покуривания сигары… Штольц по праву гордился им. Слабых мест в плане не было. Он не желал смерти племянника, пусть молодой осёл живёт. Долго и счастливо, только взаперти.

Для воплощения плана Хайнсу Штольцу всё же пришлось обратиться за помощью к своим бывшим кредиторам, и те предоставили ему двух человек, на весьма жёстких и неприятных условиях. Большие деньги. Однако в противном случае мсье Штольц в канун будущего Рождества потеряет всё. Даже больше денег, если вдруг прежние «опекуны» решат обследовать обломки машины Гедлеров – а такой намёк прозвучал в разговоре. Потея и грызя потухшую сигару, Штольц подписал договор.

Хельмуту Гедлеру было двадцать лет. Молодость и здоровье сражались в нём с привычкой впадать в уныние по любому поводу – ипохондрию в нём старательно культивировала мать. Лорна Гедлер ван Нек не очень хорошо представляла себе воспитательную сторону процесса материнства, поэтому безмерно баловала своих растущих детей. Она даже разговаривала с ними с гримасками и присюсюкиванием, ограждая от всех опасностей. Стоило Хелу или Бриттен приблизиться к плите, следовал окрик «Спички не трогай, обожжёшься!». На пешеходном переходе им следовало опасаться гадких машинок и брать маму за руку, по вечерам – без шапочек не выходить из дома. Бриттен взбунтовалась против гиперопеки ещё в десять лет, а Хел отдавался материнской заботе, наоборот, с удовольствием. И даже надевал шапочку.